ЧитРом Competitive Intelligence|Ad Analysis by SocialPeta
Competitive intelligence is the first step in our marketing intelligence work and one of the most important parts. Only when we understand the details of our competitors can we formulate a correct and effective marketing strategy.
In this report, SocialPeta analyzes the ЧитРом's ad analysis from multiple aspects and helps you see the competitive intelligence of top grossing apps ЧитРом.
Now, I'll tell you how to gain a competitive advantage by SocialPeta.
1. Basic Information of ЧитРом
App Name : ЧитРом
Logo:
OS : Android
Network : Facebook,Instagram,Messenger
Developer : Dreame Media
Publisher : Instagram,Facebook
Total creative ads during the time period : 2,357
Duration : 102
Popularity : 146,544
Check ASO Keywords of ЧитРом
2. ЧитРом’s Competitive Intelligence
what is competitive intelligence? Competitive intelligence is the most important part of our marketing. Only when we fully understand the overall situation of our competitors and the market can we make accurate judgments.
Before advertising, we usually use various tools, such as SocialPeta, to check the details of competitors' ads. In this report, we will analyze the recent advertising performance of advertiser ЧитРом in detail to understand its advertising strategy.
Trend of Category
There are many types of creatives. We mainly analyze the trend of the ad creative category of ЧитРом in the recent period. As of 2021-03-15, among the ЧитРом‘s ad creative, the Html category's proportion is 0.0%, Video category's proportion is 53.67%, Playable Ads category's proportion is 0.0%, Image category's proportion is 46.33%, Carousel category's proportion is 0.0%.
Ad Network Analysis
The network that SocialPeta monitors can cover almost all mainstream channels in the world. Understanding the competitor's advertising channels is the first step in marketing work. According to the analysis of SocialPeta, we can see that in the date of 2021-03-15, ЧитРом's the proportion of networks impressions are placed like this:
Messenger's proportion is 25.28%,
Instagram's proportion is 25.01%,
Facebook's proportion is 24.99%,
Audience Network's proportion is 24.72%,
's proportion is .
In the date of 2021-03-15, ЧитРом‘s network with the most ads is Facebook and its proportion is 25.23%.
3. Top 3 Ad Creative Analysis of ЧитРом
This is the detailed information of the top three ad creatives with the best performance among all ad creatives of ЧитРом. We can see some advertising trends.
Top 1 Ad Creative of ЧитРом
Ad Details :
Headline :ОТШЕЛЬНИК
Text :Развелось этих олигархов, как собак нерезаных. Жиреют на наши деньги. Кровью нашей накачиваются. Вампирюги. Люди голодают, а они…
– Ты о чем, мам?
Поле ночной смены дико хотелось спать, и я следила за разводами молока в чашке с растворимым кофе, чувствуя, как засыпаю сидя и с открытыми глазами.
– Ну вот еще один. Глянь на него – Роман Огинский написано. Хлыщ лощеный. Филиал банка они открыли новый по европейским стандартам. Кредиты будут якобы без процентов на проекты по развитию города выдавать и бюджетникам на покупку жилья. Посмотри на директора банка – жирный, как три свиньи, и этот рядом стоит, вроде как с обложки журнала, а глаза звериные, ничего доброго в глазах этих. Беспроцентные, ага. А не выплатишь взнос – почку вырежут и продадут вот этому на еще одну яхту. Лучше б детям детдома отстраивал и пенсию старикам подняли. . Откуда только капиталы свои берут?
Я голову от чашки с кофе подняла и на экран телевизора посмотрела. Лицо «лощеного хлыща» показали очень близко, и я внутренне подобралась. Бывают такие люди, при взгляде на которых ощущаешь физический дискомфорт. Нечто странное на уровне подсознания, когда еще непонятно – нравится тебе этот человек или нет, а тревога появилась. Может быть, потому что глаза у него необычного цвета – янтарного. Редко такой встретишь в природе. Или это освещение. И взгляд с прищуром цепкий с экрана насквозь пронизывает. Звериный взгляд, хищный, с долей презрения к тем, кто его обступили и щелкают камерами, но как-то настороженно, не нагло, держат дистанцию. Кажется, он сейчас шаг вперед сделает, и они назад попятятся.
И снова притягивают его глаза очень светлые, неестественно светлые, возможно, это линзы. В сочетании с крупными, но симметричными чертами лица и черными волосами – поразительный эффект. Он что-то говорит низким хрипловатым голосом, и видно, как притихли журналисты. Никто ничего не выкрикивает. Они все, словно завороженные, смотрят на Огинского этого, как кролики на удава. Камера отъехала дальше, и теперь я увидела его в полный рост. Нет, он не похож на кого-то с обложки журнала. Только потому что такие для обложек не позируют. Такие вообще не позируют – позируют для них и в той позе, в которую вас поставят, а ставят они обычно только в одну и притом всех. И он далеко не лощеный, а скорее, матерый, внушающий суеверный страх и какое-то оцепенение, ощущение неограниченной власти, способной смести на своем пути абсолютно все. Ростом невысокий, но спина прямая, и видно, как мышцы бугрятся под складками костюма стального цвета. Я тряхнула головой – какое мне дело до этого олигарха? Их только по телевизору и можно увидеть. Как экспонат в музее. Для таких простые люди – мелкие букашки, по которым можно пройтись туфлями, как у него – с натертыми до зеркального блеска носками. Ему плевать на всех, и это открытие банка – показуха. Скорее всего, или выборы на носу, или свой определенный интерес в резонансе. Мужчина на экране отвернулся от камер и не торопясь пошел в здание, журналисты тут же загалдели, начали выкрикивать вопросы, он резко обернулся, и они так же резко замолчали. Камера снова приблизила его лицо, и я сама невольно отпрянула назад – слишком пристальный взгляд, слишком пробирающийся под кожу. Он знает, что его боятся, и наслаждается этим страхом. Чувственные губы слегка дрогнули в подобии улыбки.
– Надь, может, не надо в столицу? Сдалась она нам, а? Я выздоровею немного и на работу выйду. Мы справимся, а дочь? Не уезжай никуда.
Мама отвлекла меня от телевизора и, едва я обернулась, вымученно мне улыбнулась. Я улыбнулась ей в ответ.
– Конечно, мы справимся. Я сделаю все, чтоб мы справились с тобой. Главное, работу хорошую найти. Потому что вот так, как сейчас, больше нельзя ни мне, ни тебе, ни Мите нашему.
Медсестрам в нашей единственной в городе больнице платили мизерную зарплату, которой едва на нескончаемые лекарства для брата хватает и чтоб за квартиру заплатить, да поесть. Нищета – это жутко, кто никогда не был с ней знаком, не поймет, что это значит. Люди боятся, а еще больше – стыдятся нищеты. Прячут ее под видимым благополучием, под картонными декорациями якобы удавшейся жизни. Чтоб никто и подумать не мог, что помада не брендовая и духи турецкая подделка, если и на это хватало денег. Вот мне не хватало даже на подделку. Поэтому я на рынке покупала самое дешевое и красилась либо дома, либо в кабинке туалета, чтоб не так стыдно было. Сейчас людей не по душевным качествам оценивают, а по гаджетам, шмоткам, духам и другим материальным благам. А нет денег – Мне наша главврач всегда говорила:
«– Наденька, с твоей внешностью кукольной не задницы колоть и клизмы ставить, тебе в столицу – подиумы покорять и сердца олигархов. В дыре этой сидишь, красоту губишь.
Я смеялась и шприцы укладывала в ряд, подсчитывая, сколько осталось в шкафчике, чтобы дозаказать вечером.
– Да прям и красота. Светлана Анатольевна, в столице красавиц и без меня хватает, а кто Степан Антонычу капельницу на дому поставит? Он никого на порог не пустит. Марья Ивановна без прописки, вы сами знаете – я ее колю. Да и мама не справится с Митей.
– Я вполне серьезно, Самойлова, ты б о брате подумала. В нашей дыре никого не встретишь, а в столице ты любую за пояс заткнешь. Красота – это страшная сила и самая ценная валюта. Это дар свыше. Пользоваться надо.
– Ничего. Я в Интернете подработку нашла. Справимся и так. И без олигархов.
– Справится она. Ты хоть ела сегодня? Иди в столовой скажи, чтоб тебе мою порцию отдали, я из дома принесла. Иди, тетя Дуся борща нальет горячего с котлетой. Смотреть на тебя тошно – халат болтается, как на вешалке. Сама впроголодь живет и справится она… тоже мне».
Разве в наше время кто-то голодает? Разве в наше время кто-то в чем-то себе отказывает? Да, голодают, и да, во многом себе отказывают. Некоторые мясо по праздникам покупают. Это в столице словно мир иной, а по маленьким городкам ни черта не изменилось, а где-то и хуже стало. Вроде все одеты прилично и по помойкам не шастают, и даже в супермаркеты ходят, но это лишь видимость. Менталитет у нас такой – не привыкли мы напоказ наши беды выставлять. Мама всегда вещи перешивала, старалась, чтоб как в журналах, и духи у нее французские уже лет десять стояли на комоде. Как-то подруга ее привезла и на день рождения подарила. Мама пользовалась ими по праздникам по большим. А мне так хотелось духи ей новые подарить и цветы на восьмое марта, и в театр с ней сходить, и в кафе. Столько всего хотелось… то, что для других обыденно, мне казалось недостижимыми мечтами.
Иногда я уныло смотрела на свою зарплату, прикидывала, что и куда надо оплатить в первую очередь, и понимала, что жить снова придется впроголодь. И Мите за лекарствами в другой город ехать надо. У нас их здесь нет. У младшего брата, больного с рождения ДЦП, три года назад начались приступы эпилепсии, и с тех пор мы на нескончаемых противосудорожных препаратах, но они плохо помогают и интервалы между припадками становятся все меньше, а их интенсивность сильнее. Мама ушла с работы бухгалтером и устроилась санитаркой ко мне в больницу. Менялись с ней, чтоб Митя сам не оставался. Спину она там сорвала недавно и сейчас еле по квартире ноги передвигает. Смотрю на нее и иногда больно так становится – ведь она еще молодая женщина, а это безденежье лютое почти старуху из нее сделало, потому что ни одеться красиво, ни сумочку новую купить, ни волосы в парикмахерской уложить и ночи бессонные нескончаемые, и ужас вечный за Митю. Со смены утром приходит и ничком на постель валится. Я ее пледом прикрою, сапоги с отекших ног стяну, и боль-тоска душу гложет. Бессилие, проклятое, до слез из глаз. Отец, когда жив был, полегче нам всем жилось, он на заводе работал, подрабатывал иногда и деньги «левые» домой приносил. Его не стало внезапно. Инсульт. На улице упал, когда с работы шел, и так на остановке почти до утра пролежал – ни одна тварь внимания не обратила, а когда обратили – он уже мертвым был. Людское равнодушие страшнее самого жуткого маньяка-убийцы, оно жизни людей косит конвейером. Предпочитают отмолчаться, отсидеться, не видеть и не знать. Так жить легче.
Недавно один урод на глазах у всех соседскую девчонку-старшеклассницу в машину затолкал, никто даже не заступился. Я из окна увидела, на улицу бросилась, а джип уехал уже. В полицию позвонила, номера продиктовала, мне сказали, что заявка принята. Девочка эта в школу потом с месяц не ходила. Я так и не знаю, что произошло, но могу лишь догадываться, и страшно от этого жить становится. Страшно, потому что кто-то с деньгами способен заплатить за что угодно, а еще страшнее, что кто-то может эти деньги взять и на все закрыть глаза. Безнаказанность и вседозволенность только потому, что денег много. И я по-тихому, но люто ненавидела всех этих любимчиков фортуны, которые не знают, что значит утром сгибаться пополам от чувства пустоты в животе или давиться слюной от запаха сэндвича, и не иметь возможности его купить. Тех, кто могут везде без очереди с наглым видом, кому изначально положено, только потому что деньги есть… а еще больше презирала лизоблюдов, которые за счет вот таких мразей живут припеваючи.
Может, поэтому я врачом хотела стать – людей спасать. Баланса какого-то… но все мечты рухнули, когда средства большие понадобились. Оставалось только работать. На учебу уже ни сбережений, ни времени не осталось. Мама нас двоих не потянула бы кормить.
Я как-то увидела ночью, как она в кухне горько плачет над очередной выпиской от невролога с кучей рецептов, и поняла, что врачом стану когда-нибудь потом, а сейчас работать надо и ей помогать. Пошла в училище после девятого класса на медсестру и по вечерам официанткой в пиццерию.
На маму смотрю и уезжать боязно-боязно. Одну ее оставлять с Митей. Вдруг не справится. Но мне подруга пообещала помочь… конечно, с трудом верилось в то, что она рассказывала, но верить хотелось, потому что просвет я наконец-то увидела в темноте нашей вязкой и надежда задребезжала слабеньким лучиком где-то на горизонте. Человеку ведь всегда верить в лучшее хочется. И мне очень хотелось. Несмотря на то, что двадцать два уже и давно жизнь вынудила перестать быть ребенком и начать заботиться о семье.
Лариса Мельникова – моя бывшая одноклассница. Я встретила ее в соседнем городе, когда в аптеку ездила. Она меня чуть не задавила своим огромным белоснежным джипом, паркуясь у тротуара – тоже тетке своей за лекарствами приехала. Извиняться не собиралась, выскочила руками размахивать, цокая по асфальту сапогами на тоненьких шпильках и кутаясь в короткий искусственный полушубок сиреневого цвета. В школе Ларка была пышкой, а сейчас я бы ее даже не узнала – вся из себя подтянутая, стройная… но зато она сразу же узнала меня.
– Смотри, куда идешь, курица! Совсем ослепли в своем Мухосранске! Твою ж… Самойлова! Обалдеть! Просто оба-л-де-е-е-е-ть!
Она схватила меня за руки и, качая головой, рассматривала с ног до головы.
– Ты ли это, Утенок? Охренеееееть! Модель! Надька, да ты настоящая модель, – потом нахмурила толстые по-модному нарисованные брови, – ну, если приодеть и прическу твою извечную сменить. Ты что, волосы ни разу так и не стригла?
Мне даже расхохотаться захотелось – это все, что ее волновало после стольких лет? Мои волосы были любимой темой в школе. Да, я их не стригла. Никогда. Потому что сама себе поклялась, что отрежу волосы только тогда, когда Митю прооперируют и ему станет легче. Где-то в книге прочла про священные обеты и дала вот такое обещание. И ни разу ножницами не коснулась. Из-за длины приходилось в косы заплетать и узлами на затылке скручивать.
Ларка насильно затолкала меня в свой джип и повезла в кафе, по дороге ругаясь, что ни одного приличного здесь точно нет, а она кофе пьет только в одном заведении, а тут точно не кофе, а помои. Брезгливо вытерла влажной салфеткой стол и лишь тогда поставила на него локти. Разговорились – кто сейчас и где из наших одноклассников. Мельникова щебетала – кто и кем стал, а я на часы посматривала и помешивала сахар в чашке, думая о том, что этот кофе мне так не в тему. Лучше б я бутерброд купила или печенье, в животе так пусто аж до ноющей боли. Словно к спине прилип.
– А ты где сейчас? В этой дыре разве есть работа?
Наконец-то она вспомнила обо мне.
– У нас в больнице. Медсестра. И… ты прости, Лар, у меня смена скоро и лекарства надо Мите отвезти. Я и так сильно задержалась, а у него по времени.
С лица Ларки вдруг пропало наигранное выражение напускного веселья. Словно выключился весь этот раздражающий пафос.
– А что с Митей? Все так же плохо, да?
Ужасно не любила рассказывать о проблемах брата, мне казалось, что это выглядит жалко и я побираюсь или о помощи прошу заранее. Мы, конечно, обращались в фонды, но я не могла в соцсетях денег вымаливать и по знакомым ходить с протянутой рукой. Не могла и все. Нееет, я никого за это не осуждала, наоборот, искренне радовалась, когда у людей получалось собрать. Может быть, это неправильно, и я лишала Митю шанса, но у меня язык не поворачивался попросить. Благодарила от души, когда помогали, но сама не умела и мама не умела умолять дать хоть копейку.
– Эпилепсия началась пару лет назад. Точнее, она и была, но мы не знали, пока хуже не стало. Нужно тщательное обследование и, может, операцию делать – подозревают опухоль. Но пока мы на лекарствах.
– Ужас какой! – всплеснула руками с длинными фиолетовыми ногтями. – Это помимо его аутизма!
– ДЦП. Не аутизм. Ты прости, Лар, у меня вечером девочка приходит – я ей по английскому помогаю. А мне еще трех пациентов обойти и Мите капельницу поставить.
– Подожди ты… подожди.
Она о чем-то думала, постукивая ноготком по столешнице, а потом вдруг спросила.
– Надь, а если я тебе работу предложу хорошую? Тебе ведь не хватает копеек твоих, я же вижу, что плохо все. Давай помогу, а?
Я вдруг поняла, что так и не спросила у нее, чем она сама занимается. Когда своих проблем по горло, невольно становишься эгоистом, и чужая жизнь совершенно не волнует. Ни порадоваться, ни посочувствовать нет ни сил, ни желания.
– У меня с мужем агентство свое. Оказываем разного вида услуги высокопоставленным лицам. Находим для них обслугу, нанимаем дворецких, бухгалтера, садовника, в общем, полностью берем на себя все бытовые проблемы клиента. Я могу найти для тебя хорошее местечко с окладом в десять твоих зарплат, но надо переехать в столицу.
Лариса несколько секунд меня пристально рассматривала:
– Например, можно было бы устроить тебя горничной в приличный дом на полный рабочий день, включая проживание. На заочку пошла б в медицинский со временем.
По мере того, как она говорила, у меня сердце билось все сильнее и сильнее. Громче и громче. Так что в висках пульсацией отдавало. Мне хотелось заорать и схватить Ларку за руки, но я только стиснула чашку и перестала нервно размешивать сахар.
– Ну чего ты молчишь? Ты бы хотела, чтоб я подыскала тебе хорошее место?
Я молча кивнула, не в силах сказать ни слова.
– Ты не думай – работа не грязная. У них такие хоромы, как дворцы. Унитазы чуть ли не золотом покрыты. Там стерильней, чем в ваших операционных, и все автоматизировано. Будешь как сыр в масле кататься. Ну да, это, конечно, не научный центр и не частная клиника… но ты вряд ли смогла бы туда устроиться. Ты ж не дурочка и сама понимаешь… Может, брата со временем привезла б в больницу хорошую.
Глаза Ларки сверкали, и она явно была довольна собой. Люди невероятно любят кому-то помогать, это делает их значимыми в собственных глазах. Они начинают считать себя хорошими и добрыми, гордиться собой и натирать нимб синтетической тряпкой, не оставляющей ворсин. Почему именно ею? Не знаю. У меня перед глазами возникла именно такая тряпка из рекламы.
– Так, я сейчас позвоню Игорьку, он мне пробьет по картотеке, где требуется обслуга, мне сегодня запрос попадался на рабочем мейле, а ты собирайся – вместе полетим, нас там встретят. Я тебе и аванс выбью.
У меня возникло желание просто задушить ее в объятиях. Запищать и душить, душить, душить. Надо же. Ведь мы в школе и не дружили особо, а тут на тебе. Но я впала в ступор. Ларка подняла указательный вверх, набирая номер в сотовом.
– Гош, а Гош… глянь для меня, кому горничная недавно нужна была? Та нет. Нет же. Эта девочка не такая. Именно горничная настоящая. Да, и перезвони мне.
Прикрыла трубку ладошкой.
– У тебя если что со здоровьем все в порядке? Врачей сможешь обойти?
Я быстро закивала. На самом деле медосмотр мы в клинике каждый квартал проходили.
– Вот и чудненько. Судимостей не было?... Хотя, что я спрашиваю, какие судимости, если тут на лбу написано – «я честная, можете меня дурить».
Я рассмеялась впервые за нашу встречу, а может, и впервые за долгое время.
– Неправда.
– Правда-правда. Я помню, как мы тебя с Елисеевой обманули и сперли браслет, который тебе Генка подарил на день рождения. Дурында ты.
– Вы же его вернули.
– Конечно, вернули. Елисеева думала, это золото, а это просто железка желтая оказалась. Вот и вернули. Ой, мы такими сучками в школе были, и вспомнить стыдно.
Мне почему-то подумалось, что вряд ли она сейчас сильно изменилась. Но вслух я этого, как раньше, не сказала. Обижать ее было ни к чему.
– А ты, я смотрю, как была добрая душа, так и осталась. Нельзя, Надька, в наше время такой быть. Люди – звери, а то и хуже. Уж поверь мне. Я такого насмотрелась с работой этой…
***
Я подняла снова взгляд на маму.
– Надо, мам. Пора нам выбираться из нищеты этой. И, может, Митю получится в столицу привезти. Ты радоваться должна, что шанс такой появился. Главное, не грусти и отдыхай побольше. Если что, к Светлане Анатольевне обратись – она поможет обязательно. Обещала позаботиться о тебе.
Мама кивнула и руку мою сильно сжала, а у самой слезы на глазах.
– Ты прости меня, хорошо?
– О боже, за что?
– Что во так вот все… что не дала вам ничего. Сама с зарплаты на зарплату, и ты также… Может, надо было не за отца твоего выходить, а… за кого-то побогаче. Были же у меня всякие ухажеры-мажоры.
– Стоп! Остановись… не говори лишнее. Ты папу любила, и он тебя любил. И это самое дорогое, что у вас было. Деньги – не самое главное в жизни, мама!
– Главное… главное. Деньги – это свобода, Надя. Это возможность жить, как хочешь… возможность жить, понимаешь?
Она разрыдалась, а я обняла ее крепко и зубы стиснула.
– Не главное. Думаешь, у них, у богачей этих, дети не болеют и не умирают?
Но я знала, что она права. Будь у нас сейчас возможность, Мите уже давно стало бы лучше.
– Все хорошо у нас будет. Вот увидишь.
Потом к Мите пошла. Посидела у кровати, за руку подержала. Он спал так сладко и во сне совершенно не выглядел больным. Повзрослел так. Уже не малыш, как раньше.
Мне иногда снилось, как он бегает по двору и мяч гоняет. А мама смотрит на него и смеется громко так и счастливо, как никогда за последние годы, и папа наш живой еще. Просыпалась вся в слезах… потому что лишь во сне все это возможно. Мне б туда, в сон этот перебраться, где мы счастливы все и отец с нами, ласково улыбается, щурится от солнца и мать за плечи к себе прижимает.
***
– Надь, ну ты бы эти косы уложила как-то по-другому и платье покороче надела. Как из деревни какой-то. Ей-богу.
Осмотрела с ног до головы и поджала ярко-малиновые губы.
– Я и так из деревни.
Она рассмеялась, а я нет, только сильнее стиснула чемодан. На самолетах раньше никогда не летала, и мне было страшно до тошноты и дрожи в коленках. Но показать этот страх Лариске я не хотела. Она и так находит повод надо мной поржать, а я чувствую себя ужасно неуютно рядом с ней в ее красивых сапогах, полушубке и коротком фиолетовом платье. Нет. Не зависть. Я не знала, что это за чувство – мне оно было неведомо. Я никогда не хотела иметь что-то, как у других. Мне хотелось чего-то достичь самой, а когда этой возможности не было, то и зачем зацикливаться. Где-то видела цитату: «зависть – добровольное признание себя ничтожеством», я была с ней всецело согласна.
– Надь… смотри, как тот мужик пялится на тебя. Вон тот в очках у окна, аж шею вывернул. Ты такая хорошенькая. Если б приодеть тебя и прическу сделать, такого жениха б нашли тебе…
Я не смотрела ни на кого, меня от страха начало тошнить, и я с трудом старалась справиться с ним и с подступающими позывами вернуть свой завтрак обратно. У меня так всегда – если очень сильно нервничаю, меня начинает мутить.
– Ты вообще не изменилась. Есть мужики-ботаны, а ты баба-ботан. Уравнения, что ли, в голове просчитываешь или препарируешь кого-то?
Я ей не ответила, а отпила минеральной воды и уставилась на журнал.
– Самойловааа, а, Самойлова, а у тебя парень есть? Встречаешься с кем-то?
Я выдохнула и повернулась к ней. Что ж она неугомонная такая никак не успокоится. Впрочем, она и раньше такой была. Мне постоянно хотелось заклеить ей рот скотчем.
– Нет. Не встречаюсь.
– А как же Генка? Замуж после школы не звал?
Звал. И не только Генка звал. Но куда я замуж пойду, когда мама одна совсем и Митя без присмотра. Мне не до замужеств было, не до флирта, не до мужчин совсем. Я лет с десяти скрюченное тельце брата с мамой мыла, переодевала, кормила его с ложечки, книжки ему читала. Мне не до гулек было. Генка позвал и уехал из города, а Стас, наш физиотерапевт, тоже поухаживал какое-то время, понял, что мне не до этого, и женился на лаборантке Вале, которая таскала ему из дома пирожки. Правда, иногда пытался меня зажать на лестнице и получал по морде, матерился, потом извинялся, а через время все снова повторялось. Никак успокоиться не мог, что секса у нас не было… и ни с кем не было. Вышло так. Не специально. На медосмотре Елена Владимировна цокала языком и говорила, что для здоровья вредно мужика не иметь. А когда мне его иметь? Если не было времени даже поспать, не то что ходить куда-то.
– Ясно, ты своему Мите второй мамой заделалась и все на себя взвалила. Тетя Люда могла и о тебе подумать…
– Лар, давай не будем о моей семье, хорошо? Мне неприятно. Все решения, которые я принимала, были только моими. И дай бог всем такую маму, как у меня.
Я не хотела ее обидеть. Мать Лариски бросила их отца и укатила куда-то с молодым любовником, еще когда мы учились в седьмом классе. Она долго скрывала, но как-то наша классная бестактно брякнула эту новость на классном часе, отчитывая Лару за что-то.
Мельникова брови нахмурила и уткнулась в свой смартфон.
– Спасибо, огромное, что помогаешь, Ларис, огромное. Но я, правда, о себе не люблю. Давай о тебе.
– В том-то и дело, Надя, надо прежде всего о себе любить. Тогда в жизни все складывается. Ладно, святоша ты наша, нашли тебе превосходное место у одной старушенции – матери олигарха. Сынок крутой до невозможности. С ним и поговорить особо не удается, обслугу всю она через нас сама нанимает. Регентша, блин. Типа вся из себя царица и душеприказчица. Будешь убираться у них в доме. Выходной – раз в неделю, или раз в месяц можно взять несколько дней. Разберешься на месте. Справку взяла из больницы и о «несудимости»?
Я кивнула, по коже поползли мурашки и от страха глаза расширились. В ту же секунду взлетел самолет, а Ларка расхохоталась.
– Ааааа, я не могу. Ты самолетов боишься? Или не летала никогда? Самойлова, ну ты редкий экспонат. Реально. Держи жвачку – уши перестанет закладывать. Так вот, эта баба тот еще фрукт. Ведьма. Тяжело с ней будет. Ну ты справишься, я думаю. Платят там так, что тебе и не снилось. Аванс дают вперед. Это если вдруг ты в первые дни передумаешь, я поищу другое место, но именно горничной у меня пока ничего нет.
Мне надо было у нее спросить – а что есть или чем еще они занимаются, но мне это даже не пришло в голову. А зря.Так, Самойлова, сиди тут, я скоро приду. Не уходи никуда, еще потеряешься опять.
Издевается зараза. Да, я потерялась в здании. А кто б не потерялся? Небоскреб с зеркальными окнами и этажами-лабиринтами. В туалете две входные двери и у лифта две. Если с другой стороны вышел – все, пиши пропало. У меня вообще с ориентацией на местности очень и очень плохо. Я в трех соснах себя теряю. Лариса мне показала, где уборная, и я вышла не там, где надо. В итоге она нашла меня на какой-то пожарной лестнице и искренне недоумевала, как можно было сюда попасть. Мне было ужасно неловко, потому что я такие здания видела по телевизору и в Интернете, а вживую никогда. Может быть, это покажется кому-то забавным, но думаю, что любой из нас, попав в незнакомое место, чувствовал бы себя, как я сейчас – растерянной и совершенно заблудившейся, как в этом здании, так и в себе. Я откинулась на спинку мягкого кресла возле нереально красивого камина с красными языками электрического пламени и, пригревшись, задремала. Проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо.
– Девушка, идемте.
Молодой парень с фотоаппаратом на шее кивнул в сторону коридора.
– Куда?
– Как куда? Сделать фотоснимки. Так положено.
– Я давала свои паспортные фотографии и…
– Я не понимаю, почему нужно повторять по нескольку раз? Вы пришли на работу, а я выполняю свою. И мне сказано вас сфотографировать. К чему лишние вопросы и трата времени?
Дёрганый, нервный. Волосы торчат в разные стороны, на концах крашенные в голубой цвет, рваные джинсы и свитер в полоску облепили округлое тело фотографа, как вторая кожа. На шее бряцают женские бело-синие бусы. Как их там называют? Метросексуалы? А может, геи? И те, и те похожи. Кажется, я увидела одного из них вживую. Нет, никакой неприязни, просто забавный тип. И очень, и очень странный.
– Хватит на меня пялиться. Можно подумать, у меня на лбу что-то написано.
Очень хотелось сказать, что у него не только там написано, но сдержалась и пошла следом.
Он долго вертел меня в разные стороны, просил принять разные позы. Пришел в какой-то космический восторг от моих волос и даже несколько раз их понюхал, и один раз сильно дернул. После него я еще долго сидела в коридоре. Мне стало скучно, и я решила пройтись взад и вперед по этому крылу этажа. Вдалеке слышались женские голоса, и я пошла на них, чтобы в недоумении остановиться поодаль, рассматривая безумно красивых девушек в ярких одеждах и с невероятными прическами, как экзотические птички, сбились в стайку и что-то наперебой рассказывали друг другу. Может, здесь еще и модельное агентство? Вполне может быть. Я ведь не уточняла у Ларисы, что находится на этаже. Какие они все красивые, как с рекламных плакатов. Стройные с матовой или золотистой кожей, пышной грудью и длиннющими ногами. Чем-то друг на друга похожи.
Внезапно из кабинета вышел полный мужчина низенького роста. Прошел вдоль притихших девушек, осматривая каждую из них и бормоча себе под нос. Но так, что было слышно аж в конце коридора из-за возникшей тишины.
– Все не то. Все. Не. То. Я говорил тебе, что мне надо. Точнее, заказчику. А это кто? Зачем мне эти одинаковые куклы? Самые лучшие? Мне стыдно спросить, как выглядят самые худшие. Где ты их берешь? По вокзалам вылавливаешь? Мне лига нужна. Высший класс… а это лохудры безвкусные. Силиконовые лохудры. Как копи-пейсты все. Я их еле отличаю. Я понимаю, что модно… ты заказчикам об этом скажи. Они ж у нас теперь все естественное хотят, натуральное. Ну какая мне разница, что с ними происходит потом? Я продаю товар, а там хоть трава не расти.
Прошел мимо, размахивая пухлой рукой, и вдруг остановился, и медленно обернулся. Посмотрел на меня. Обошел несколько раз. Тоже дернул за волосы.
– Настоящие? – взгляд такой, что, если скажу «нет», он меня пристрелит.
Я кивнула.
– Пошли… давай-давай.
Я не успела ничего сказать, как он схватил меня за руку.
– Что ж ты раньше не сказала. Ну и хитрая стерва. Тут такая девочка… ооох, такая. Точно, как надо. Ларисочка, моя ты прелесть. Забираю слова обратно и с меня винцо. Как ты любишь. Периньончик выдержанный... Нет, мне сейчас не до твоей подружки – я нашёл бриллиант. Подружкой займемся позже, пусть подождет.
Отключился и с довольной улыбкой посмотрел на меня.
– Пошли фотографироваться.
– Опять?
– Сколько надо, столько и сфотографируем. Тебе ж деньги нужны?
– Ддда.
– Вот и славненько.
Фотографировал меня все тот же фотограф. Оказалось, его зовут Нюша и нет, он не гей. Вот просто он стильный. Мне от них всех рябило в глазах и казалось, я попала в какое-то сюрреалистическое кино, где люди вовсе не люди, а неизвестно кто. Меня опять вертели туда-сюда и трогали мои волосы. В конце концов закончили и попросили обождать в коридоре. Я попыталась набрать Ларису, но она мне не отвечала. Позвонила маме убедиться, что все хорошо. Внутри появилось чувство, что я не на своем месте. Захотелось сбежать… и, наверное, это было бы самое правильное, что я могла на тот момент сделать. Но перед глазами возникало лицо Мити, и я продолжала упорно сидеть в кожаном оранжевом кресле и листать журнал. Кажется, я опять задремала, но меня разбудило дребезжание сотового. И едва я ответила, Лариса рявкнула мне в ухо:
– Я тебя просила никуда не ходить? Просила или нет? Тебе трудно было сидеть на месте? Как ты вообще оказалась в левом крыле?
– Нет, я…
– Все уже не важно. Я скоро буду.
Отключилась, а я в недоумении смотрела на сотовый в своих руках. У Ларисы сменился тон, и она явно была не в себе. Ждать пришлось довольно долго. Мельникова появилась спустя пару часов с пакетами и папкой и кивнула мне на кабинет.
– Идем.
Усадила меня за стол и положила передо мной папку. Лицо ее удивительно изменилось – стало непроницаемым, как маска. Взгляд больше особо не задерживался на мне, и она не улыбалась. Лариса больше не походила на хохотушку, летевшую со мной в самолете и сидевшую в кафе. Ее как подменили. Сейчас наш разговор приобрел какой-то официальный тон, и я явно сидела перед работодателем.
– Подписывай и поедешь на работу.
– Все хорошо?
– Да, все хорошо, – пухлые губы растянулись в улыбке, но мне она показалась фальшивой. – Я просто забегалась сегодня, на меня свалилась куча всяких проблем неожиданных. Не обращай внимание. Подписать надо на первой страничке и на последней.
– Да, я почитаю и…
– Нет времени читать, я тебе все расскажу. Ты лучше переоденься.
Поставила пакеты на стол и пристально посмотрела мне в глаза.
– Я сделала все, чтобы помочь тебе, Надя. И я думаю, у тебя все получится. Иди примерь, потом подпишешь бумаги, я дам тебе твой аванс, и поехали.
От ее слов быстрее забилось сердце. Да, конечно, у меня все получится, не может не получиться, это ведь такой шанс, такой невероятный шанс.
Пока я доставала вещи из пакета, Лариса вышла за дверь и до меня доносились обрывки ее фраз.
– Я в ужасе, Гоша. Я не нервничаю, а я в ужасе!… Плохо понимаешь?..... Ты же знаешь, какой он!… Нельзя было так… У меня бы спросил… Предложи другую… Две других. Три, твою мать!… Эту? Ясно! Ну ты и козел!
Я достала из пакета темно-бордовое платье до колен, туфли на шпильках, черное нижнее белье. От непонимания округлились глаза. Когда Ларса вернулась в кабинет, я крутила в руках кружевной лифчик. А она нервно выдохнула и закурила тонкую длинную сигарету.
– Что такое? Я ошиблась с размером?
– Нет… но… зачем горничной все это?
Выдохнула быстро дым и посмотрела мне в глаза из-под длинных накладных ресниц.
– Это приличный дом, и людей туда берут приличных и со вкусом одетых, ясно? А не в тех бомжацких тряпках, в которых ты пришла.
Она почему-то злилась и нервничала, и ее нервозность передавалась мне. Но на столе лежал конверт с деньгами, и я решила, что перетерплю. Что важнее работа, которую она мне выбила. Быстро переоделась, даже не глядя на себя в зеркало, а Лариска окинула меня каким-то странным взглядом, так, наверное, породистых кобыл рассматривают.
– Обалдеть, Самойлова. Реально обалдеть. Как можно было такую красоту прятать под этим бесформенным барахлом? Будь у меня побольше времени, я бы, может, тебя моделью пристроила, а так… Все, ладно. Подписывай, и тебя отвезут на встречу… на собеседование.
Сунула мне два листа бумаги.
– Я все же хотела бы почитать.
Глаза Ларисы вспыхнули, и она нервно постучала по столешнице. В этот момент зазвонил мой сотовый. Я быстро достала его из сумочки и ответила.
– Да, мам… да.
– Снимки Митины пришли, Надь.
Голос глухой, дрожащий и слышно, что плакала она. Я выпрямилась на стуле, а Лариса мне подсунула шариковую ручку.
– И что там?
Мама всхлипнула.
– Опухоль. Пока не знают какая – злокачественная или доброкачественная. Надо в город соседний везти, там частную клинику открыли недавно. Светлана Анатольевна очень рекомендует, там знакомый ее нейрохирург работает.
В тишине голос мамы разносился по всему кабинету, и Лариса поскребла ноготками по конверту, привлекая мое внимание.
– Повези, мам, обязательно. Я тебе деньги переведу.
– Это большие деньги, дочка. Я узнавала… Господи, что делать, а? Я тетке твоей звонила, отцовской сестре – она обещала занять немного и…
В этот момент я поставила две подписи и протянула ручку Ларисе, а она подвинула ко мне конверт.
– Не надо никому звонить – мне дали аванс. Я положу тебе деньги на карту, и вези Митю в клинику. Попроси соседей – дядь Петя точно сможет отвезти вас. Заплатишь ему за бензин.
Я закрыла старенький сотовый и хотела положить в сумочку, но Лариса отобрала ее у меня и достала из пакета другую – бордовую с серебристыми вставками.
– Эта подойдет больше. И давай все же попробуем что-то навертеть с твоими волосами.
– Стричь не дам!
– Ненормальная. Стричь и не надо. Я сама тобой займусь, нет времени звать всяких парикмахеров и визажистов. Хотя не мешало бы.
Через час Лариса повернула меня к зеркалу, но мне было наплевать, что там она нарисовала мне на лице и какую прическу соорудила. Я думала о словах мамы и искренне надеялась, что опухоль не злокачественная. Пусть нам повезет и ей там скажут, что у Мити есть шансы выкарабкаться.
– Посмотри на себя. Вот это другое дело. Куколка.
Я ожидала увидеть разукрашенное пугало, но макияж был аккуратным и очень естественным, при этом мое лицо действительно напоминало кукольное, а волосы распущены и собраны заколкой так, чтобы подняться до бедер.
– Нравится?
– Да. Очень хорошо получилось. Не ярко. Не люблю ярко.
– Я курсы визажиста закончила. Мечтала стать моделью, но меня не брали, и я готовила к показам девчонок. Потом встретила на одном из дефиле в столице Гошеньку, и он женился на мне. Сделал из меня такую, как я сейчас, красавицу для себя и на подиум не пустил.
Я так и не поняла – жалеет она об этом или нет.
– Так, ладно, пошли. И запомни – ты еще будешь мне благодарна за все. Я все сделала только для тебя!
Я быстро закивала и сжала ее руки.
– Прости. Я просто сильно нервничала. Спасибо тебе огромное. Ты очень много сделала для меня, и правда. Я безумно тебе благодарна.
– Вот и хорошо. Поезжай. Тебя отвезет наш водитель. Аааа, документы пока оставь, я оформлю тебе трудовую карточку от нашего агентства.
– Паспорт?
– Да, паспорт, свидетельство о рождении. Я забыла записать, дурья моя башка. Кажется, даже в договор не внесла. Я верну тебе документы в выходной – заеду как раз небольшую проблемку уладить с мадам Ведьмой.
Я протянула ей паспорт, и на ее лице появилась широчайшая улыбка… но глаза все же не улыбались.
– Еще увидимся и, если что, звони мне. Любую проблему можно уладить. Хорошо?
– Конечно. Ты меня проведешь?
– Нет, снаружи стоит Валера – твой водитель и сопровождающий. Он отвезет тебя на место. Ну все. Удачи.
Чмокнула меня в щеку. Точнее, воздух у моей щеки. В коридоре меня, и правда, ждал парень в аккуратном деловом костюме, сложив руки за спиной. Я обернулась на Ларису, а та помахала мне рукой и подмигнула, но, когда я обернулась еще раз – она уже кому-то звонила и нервно захлопнула дверь в кабинете.Я ощущала себя Золушкой, ну приблизительно. Потому что у меня уже очень давно не было обновок, я не ездила в такой шикарной машине и у меня никогда в сумочке не лежало столько денег. Не важно, что мне нужно будет их отправить маме… точнее, именно это и важно. Не важно, что они не останутся у меня. Вместе с эйфорией в голове пульсировал страх. Вспоминались слова Ларисы о хозяйке дома. И сердце вдруг сжалось очень сильно, а вдруг я ей не понравлюсь и меня рассчитают в первый же день? Тут же стало нехорошо. Я разнервничалась и тяжело выдохнула. Водитель бросил на меня взгляд и резко отвел его в сторону. Восковой манекен. Ни одной эмоции на физиономии и перчатки белые на руках.
Я отвернулась к окну, глядя на проносящиеся мимо загородные пейзажи. Хотя бы на пригород посмотрю. На столицу не получилось. Хотя я так давно мечтала. Ничего, в следующий выходной обязательно съезжу и погуляю по городу. Щеку приятно щекотал мех полушубка. Надо же – полушубок. У меня была лишь теплая стеганая куртка и то уже лет пять одна и та же с подстежкой, которую снимали весной и осенью. Мама ее уже и зашивала, и змейку меняла, и карманы новые пришила со своей куртки. А сейчас на мне какие-то вещи совсем из другой жизни. Из той, что по телевизору показывают или в книжках пишут. Иногда ловила свое отражение в зеркале заднего обзора и моментами мне казалось, что это не я. Та девушка мало на меня была похожа. И… она впервые мне нравилась.
«– У тебя такие красивые большие голубые глаза, Самойлова. Ты должна непременно подчеркивать их и скулы эти. Ты не представляешь, сколькие за ними бегают к пластическим хирургам, а губы – полные и сочные. Я бы их только блеском красила. Но волосы надо обрезать. Они, конечно, шикарные, светло-русые, но вот эти твои косы, как село какое-то».
Голос Лариски звучал в голове, а я тронула пальцами скулы – лицо, как лицо. Мужчины меня особо вниманием не баловали. Может, потому что я не думала об этом или не замечала. Светлана Анатольевна говорила, что я закрыта для знакомства. Замкнутая. И я их пугаю своей холодностью.
«Ледышка ты, Надька. Бесчувственный кусок льда. Влечешь, а потом отталкивает от тебя, как от морозильника. Красивая и холодная. Вера горячая, как огонь, а ты – труп. Лучше ее трахать после ее всех хахалей, чем тебя пытаться хоть немножко разогреть. Даже целка твоя на хрен не нужна. Кривишься брезгливо, и не стоит у меня на тебя».
Я тогда ударила Стаса по физиономии и плакала в туалете у раковины. Потому что он мне нравился. Очень нравился. Я думала, у нас что-то получится. А потом с лаборанткой его увидела – зажимались на лестнице. Было больно. Точнее, обидно. Что такое боль, я еще не знала. Тогда.
Какой наивной и хорошей девочкой я ехала в Багровый закат. Да, этот дом назывался именно так. И от этого названия становилось так волнительно внутри. Перед глазами возникал дворец из сказки на высокой горе, освещенный розовыми лучами солнца. Идиотка. Я знаю. Но девочки, которым никто не делал больно, верят в сказки и в принцев. Я тоже верила. Мне еще не встречалась грязь этого мира, не встречались подлые и страшные люди. Те, кто были рядом, любили меня.
Я даже представить не могла, насколько красивым и живым окажется этот дом на самом деле. По началу он мне показался именно таким – живым. Потом я начну думать совсем иначе. Огромный и величественный из красного камня, действительно похож на дворец. И еще багровый потому, что стены усадьбы летом увиты мелкими дикими алыми розами. Потом… спустя месяцы, я увижу эту мрачную красоту своими глазами. Ну и, конечно, знаменитый закат, который очень часто и зимой, и летом окрашивал всю местность в ярко-алый цвет.
Дом находился на утесе и был окружен лесопосадкой, как оказалось потом – заповедником, принадлежащим хозяину дома.
Я зачарованно смотрела на окна верхних этажей – лучи заходящего солнца, попадая на стекла, преломлялись, и получалось, что верхние этажи окружены алым сиянием. Думаю, это был какой-то фокус в самом стекле. Но зрелище впечатляющее, особенно снизу с дороги и на фоне снега.
Машина подъехала к массивным воротам, и те разъехались в разные стороны. Я снова начала нервничать, стиснула вспотевшими ладонями сумочку.
Передо мной учтиво распахнули дверцу, подали мне руку, помогая выйти, и провели в дом.
Даже не успела заметить, кто взял у меня полушубок и шарф. Я просто замерла и осматривалась по сторонам с открытым ртом. Ничего подобного я никогда в своей жизни не видела. Он был огромен, этот дом. Он был невероятно огромен, как снаружи, так и изнутри. И все убранство вокруг походило на музей… Мне было не с чем сравнить, но именно такими я представляла себе старинные особняки. Я стояла и хлопала ресницами, будучи не в силах глотнуть воздух, задрав голову, посмотрела на высокие потолки гостиной, у меня от узоров и зеркальной мозаики закружилась голова.
– Я прошу прощения, – меня окликнули, и я резко обернулась – передо мной стоял мужчина в таком же элегантном костюме и белых перчатках, как водитель. – Вас ожидают в другом крыле дома. Я проведу.
– Кто ожидает? Хозяйка дома?
– Нет, хозяин дома.
На лице ни одной эмоции, ни улыбки, ни презрения – ничего. Хозяин? Разве Лариса не говорила, что всем занимается его мать? Хотя, может, так даже лучше. Мысли о старой злобной ведьме пугали гораздо больше, чем мысли о ее сыне.
Наивная дурочка. Вот прямо сейчас надо было бежать отсюда без оглядки. Но я лишь озиралась по сторонам и с ужасом думала – как вот это все можно убирать и какой штат прислуги находится в этом доме? Пусть мне дадут какое-нибудь там крыло с парочкой спален и буду тихонечко наводить там порядок. Я же здесь потеряюсь.
– А меня Надей зовут.
Едва поспевая за… не знаю, кем он приходится в этом доме. Мне похож на тупого истукана, который проигнорил мой вопрос. Не очень-то они здесь гостеприимные и дружелюбные.
– А где комнаты для прислуги? Эй, вы меня слышите? Я с вами разговариваю.
На меня бросили странный взгляд, как на раздражающий элемент интерьера, но опять не ответили. Ладно, у всех свои причуды. Может, ему нельзя со мной разговаривать или он просто придурок. Второе больше было похоже на правду..
Коридоры казались мне бесконечными, а туфли на шпильках беспощадно жали ноги. Я все так же осматривалась по сторонам – внутреннее убранство дома всех оттенков бордового цвета. Очень красиво смотрится в сочетании с черной мебелью. Я словно попала в другой век, немного коробило от чучел голов животных. Они так низко висели на стенах, что, казалось, их стеклянные глаза смотрят прямо на меня, и мне было их ужасно жаль. Когда я была маленькая, отец принес с охоты зайца… После моей жуткой истерики мы его отпустили.
Внутрь дома солнечный свет не попадал, все окна плотно занавешены тяжелыми шторами и на стенах горят электрические свечи в подсвечниках. Полумрак мне казался приятным, но в то же время почему-то заставлял оборачиваться на удлиненные тени.
Это дом или лабиринт? Он же нескончаемый. Едва я об этом подумала, как передо мной открыли двойную дверь и впустили меня внутрь небольшой залы. Похоже на зал ресторана, только маленького. Такой же приглушенный свет, как и во всем доме. Я не сразу обратила внимание, что за столом кто-то есть, а когда услышала мужской голос, сильно вздрогнула:
– Надежда, если не ошибаюсь? Какое… интересное имя. Я бы сказал, говорящее. Девочка с солнечными волосами… При выборе меня поразили именно они.
Дар речи я точно потеряла и плохо соображала, что именно мне говорят.
Воздух сильным вздохом попал в легкие, а вот выдохнуть я уже не могла. Потому что узнала того мужчину… из телевизора. С тигриными глазами. Судорожно сглотнула и стиснула сумочку до хруста пальцев. Он встал из-за стола. Положил салфетку и не торопясь пошел мне навстречу. Каждый шаг – удар сердца в горле. Шаг-удар, шаг-удар. В нем настораживала даже походка. Она казалась мне хищной, словно зверь неумолимо крадется ко мне. Захотелось попятиться к двери. И это было самое правильное ощущение. Может быть, если бы я тогда попыталась уйти… Но я не попыталась. Ведь он подошел вплотную, и мне в ноздри ударил головокружительный запах парфюма и сигар. В пепельнице как раз дымилась одна из них. Вблизи ощущение мощной энергетики этого человека усилилось в тысячи крат. Он завораживал голосом и взглядом этих адских глаз. Вблизи я видела, что это не линзы – это его цвет. Роман Огинский. Я всегда плохо запоминала фамилии и имена, а вот его имя тут же всплыло в памяти. Нет, я его не услышала. А увидела. Огненные буквы, тающие в воздухе. И я не ошиблась, он не высокий, не намного выше меня, но при этом занимает все пространство вокруг себя. Каждое движение, поворот головы, слегка удивленный взлет бровей вверх.
Подавляющая харизма… и взгляд. Невыносимо тяжелый. Из-под широких век с длинными ресницами. Он проникает под кожу. Очень медленно. Очень осторожно. У него мужественное, выразительное лицо, привлекательное не красотой, а каким-то дьявольским магнетизмом. Он обошел вокруг меня, заставляя нервничать и тяжело дышать, впиваясь в сумочку все сильнее, и остановился напротив. Чуть закинув голову назад, смотрит на меня, улыбаясь уголком рта. И у меня начинают ползти по коже мурашки от этого взгляда. Мне нравится и не нравится одновременно. Но отвести глаза я просто не в силах… смотрю жадно и ничего не могу с собой поделать. Я не встречала таких мужчин никогда.
Мне он казался красивым, жутким и каким-то из совершенно другого мира. Даже из другой Вселенной. Светлая рубашка с распахнутым воротом открывала сильную мощную шею с ровным золотистым загаром и оттеняла его угольно-черные волосы. Кожа казалась гладкой и горячей. Да, от него исходил жар. У меня даже руки согрелись. Как говорила ординатор Ниночка – «да это же ходячий секс». И именно сейчас я поняла весь смысл этого словосочетания. И впервые в жизни у меня пересохло в горле.
– Добро пожаловать в Багровый закат. Тебе понравился дом, Надяяяя?
Я кивнула, все еще глядя в его янтарные глаза.
– Очень хорошо, – он улыбнулся, сердце забилось быстрее, потому что улыбка совершенно преобразила его лицо. Оно стало по-мальчишески озорным. Возле глаз появились морщинки, а зрачки заблестели. Я улыбнулась в ответ. А он вернулся к столу, взял дымящуюся сигару, потянул в себя дым, выпустил несколько колец в мою сторону, склонил голову к плечу и отчетливо вот этим своим спокойным голосом сказал:
– А теперь раздевайся.
Я втянула воздух и на выдохе переспросила:
– Ннне поняла?
– Сначала трусики. Не спеша. Потом платье и лифчик. Чулки не трогать. Ну! Я жду!
Тяжело дыша, я попятилась назад. Ошарашенная. Едва удерживая равновесие на дрожащих ногах. А с его лица исчезла улыбка и глаза сверкнули как-то совершенно по-звериному, даже ноздри затрепетали.
– Эээто шутка какая-то?
– Разве похоже, что я шучу? Снимай свои тряпки, Надяяя. Я хочу видеть тебя голой. Сейчас.
Top 2 Ad Creative of ЧитРом
Ad Details :
Headline :ОТШЕЛЬНИК
Text :Развелось этих олигархов, как собак нерезаных. Жиреют на наши деньги. Кровью нашей накачиваются. Вампирюги. Люди голодают, а они…
– Ты о чем, мам?
Поле ночной смены дико хотелось спать, и я следила за разводами молока в чашке с растворимым кофе, чувствуя, как засыпаю сидя и с открытыми глазами.
– Ну вот еще один. Глянь на него – Роман Огинский написано. Хлыщ лощеный. Филиал банка они открыли новый по европейским стандартам. Кредиты будут якобы без процентов на проекты по развитию города выдавать и бюджетникам на покупку жилья. Посмотри на директора банка – жирный, как три свиньи, и этот рядом стоит, вроде как с обложки журнала, а глаза звериные, ничего доброго в глазах этих. Беспроцентные, ага. А не выплатишь взнос – почку вырежут и продадут вот этому на еще одну яхту. Лучше б детям детдома отстраивал и пенсию старикам подняли. . Откуда только капиталы свои берут?
Я голову от чашки с кофе подняла и на экран телевизора посмотрела. Лицо «лощеного хлыща» показали очень близко, и я внутренне подобралась. Бывают такие люди, при взгляде на которых ощущаешь физический дискомфорт. Нечто странное на уровне подсознания, когда еще непонятно – нравится тебе этот человек или нет, а тревога появилась. Может быть, потому что глаза у него необычного цвета – янтарного. Редко такой встретишь в природе. Или это освещение. И взгляд с прищуром цепкий с экрана насквозь пронизывает. Звериный взгляд, хищный, с долей презрения к тем, кто его обступили и щелкают камерами, но как-то настороженно, не нагло, держат дистанцию. Кажется, он сейчас шаг вперед сделает, и они назад попятятся.
И снова притягивают его глаза очень светлые, неестественно светлые, возможно, это линзы. В сочетании с крупными, но симметричными чертами лица и черными волосами – поразительный эффект. Он что-то говорит низким хрипловатым голосом, и видно, как притихли журналисты. Никто ничего не выкрикивает. Они все, словно завороженные, смотрят на Огинского этого, как кролики на удава. Камера отъехала дальше, и теперь я увидела его в полный рост. Нет, он не похож на кого-то с обложки журнала. Только потому что такие для обложек не позируют. Такие вообще не позируют – позируют для них и в той позе, в которую вас поставят, а ставят они обычно только в одну и притом всех. И он далеко не лощеный, а скорее, матерый, внушающий суеверный страх и какое-то оцепенение, ощущение неограниченной власти, способной смести на своем пути абсолютно все. Ростом невысокий, но спина прямая, и видно, как мышцы бугрятся под складками костюма стального цвета. Я тряхнула головой – какое мне дело до этого олигарха? Их только по телевизору и можно увидеть. Как экспонат в музее. Для таких простые люди – мелкие букашки, по которым можно пройтись туфлями, как у него – с натертыми до зеркального блеска носками. Ему плевать на всех, и это открытие банка – показуха. Скорее всего, или выборы на носу, или свой определенный интерес в резонансе. Мужчина на экране отвернулся от камер и не торопясь пошел в здание, журналисты тут же загалдели, начали выкрикивать вопросы, он резко обернулся, и они так же резко замолчали. Камера снова приблизила его лицо, и я сама невольно отпрянула назад – слишком пристальный взгляд, слишком пробирающийся под кожу. Он знает, что его боятся, и наслаждается этим страхом. Чувственные губы слегка дрогнули в подобии улыбки.
– Надь, может, не надо в столицу? Сдалась она нам, а? Я выздоровею немного и на работу выйду. Мы справимся, а дочь? Не уезжай никуда.
Мама отвлекла меня от телевизора и, едва я обернулась, вымученно мне улыбнулась. Я улыбнулась ей в ответ.
– Конечно, мы справимся. Я сделаю все, чтоб мы справились с тобой. Главное, работу хорошую найти. Потому что вот так, как сейчас, больше нельзя ни мне, ни тебе, ни Мите нашему.
Медсестрам в нашей единственной в городе больнице платили мизерную зарплату, которой едва на нескончаемые лекарства для брата хватает и чтоб за квартиру заплатить, да поесть. Нищета – это жутко, кто никогда не был с ней знаком, не поймет, что это значит. Люди боятся, а еще больше – стыдятся нищеты. Прячут ее под видимым благополучием, под картонными декорациями якобы удавшейся жизни. Чтоб никто и подумать не мог, что помада не брендовая и духи турецкая подделка, если и на это хватало денег. Вот мне не хватало даже на подделку. Поэтому я на рынке покупала самое дешевое и красилась либо дома, либо в кабинке туалета, чтоб не так стыдно было. Сейчас людей не по душевным качествам оценивают, а по гаджетам, шмоткам, духам и другим материальным благам. А нет денег – Мне наша главврач всегда говорила:
«– Наденька, с твоей внешностью кукольной не задницы колоть и клизмы ставить, тебе в столицу – подиумы покорять и сердца олигархов. В дыре этой сидишь, красоту губишь.
Я смеялась и шприцы укладывала в ряд, подсчитывая, сколько осталось в шкафчике, чтобы дозаказать вечером.
– Да прям и красота. Светлана Анатольевна, в столице красавиц и без меня хватает, а кто Степан Антонычу капельницу на дому поставит? Он никого на порог не пустит. Марья Ивановна без прописки, вы сами знаете – я ее колю. Да и мама не справится с Митей.
– Я вполне серьезно, Самойлова, ты б о брате подумала. В нашей дыре никого не встретишь, а в столице ты любую за пояс заткнешь. Красота – это страшная сила и самая ценная валюта. Это дар свыше. Пользоваться надо.
– Ничего. Я в Интернете подработку нашла. Справимся и так. И без олигархов.
– Справится она. Ты хоть ела сегодня? Иди в столовой скажи, чтоб тебе мою порцию отдали, я из дома принесла. Иди, тетя Дуся борща нальет горячего с котлетой. Смотреть на тебя тошно – халат болтается, как на вешалке. Сама впроголодь живет и справится она… тоже мне».
Разве в наше время кто-то голодает? Разве в наше время кто-то в чем-то себе отказывает? Да, голодают, и да, во многом себе отказывают. Некоторые мясо по праздникам покупают. Это в столице словно мир иной, а по маленьким городкам ни черта не изменилось, а где-то и хуже стало. Вроде все одеты прилично и по помойкам не шастают, и даже в супермаркеты ходят, но это лишь видимость. Менталитет у нас такой – не привыкли мы напоказ наши беды выставлять. Мама всегда вещи перешивала, старалась, чтоб как в журналах, и духи у нее французские уже лет десять стояли на комоде. Как-то подруга ее привезла и на день рождения подарила. Мама пользовалась ими по праздникам по большим. А мне так хотелось духи ей новые подарить и цветы на восьмое марта, и в театр с ней сходить, и в кафе. Столько всего хотелось… то, что для других обыденно, мне казалось недостижимыми мечтами.
Иногда я уныло смотрела на свою зарплату, прикидывала, что и куда надо оплатить в первую очередь, и понимала, что жить снова придется впроголодь. И Мите за лекарствами в другой город ехать надо. У нас их здесь нет. У младшего брата, больного с рождения ДЦП, три года назад начались приступы эпилепсии, и с тех пор мы на нескончаемых противосудорожных препаратах, но они плохо помогают и интервалы между припадками становятся все меньше, а их интенсивность сильнее. Мама ушла с работы бухгалтером и устроилась санитаркой ко мне в больницу. Менялись с ней, чтоб Митя сам не оставался. Спину она там сорвала недавно и сейчас еле по квартире ноги передвигает. Смотрю на нее и иногда больно так становится – ведь она еще молодая женщина, а это безденежье лютое почти старуху из нее сделало, потому что ни одеться красиво, ни сумочку новую купить, ни волосы в парикмахерской уложить и ночи бессонные нескончаемые, и ужас вечный за Митю. Со смены утром приходит и ничком на постель валится. Я ее пледом прикрою, сапоги с отекших ног стяну, и боль-тоска душу гложет. Бессилие, проклятое, до слез из глаз. Отец, когда жив был, полегче нам всем жилось, он на заводе работал, подрабатывал иногда и деньги «левые» домой приносил. Его не стало внезапно. Инсульт. На улице упал, когда с работы шел, и так на остановке почти до утра пролежал – ни одна тварь внимания не обратила, а когда обратили – он уже мертвым был. Людское равнодушие страшнее самого жуткого маньяка-убийцы, оно жизни людей косит конвейером. Предпочитают отмолчаться, отсидеться, не видеть и не знать. Так жить легче.
Недавно один урод на глазах у всех соседскую девчонку-старшеклассницу в машину затолкал, никто даже не заступился. Я из окна увидела, на улицу бросилась, а джип уехал уже. В полицию позвонила, номера продиктовала, мне сказали, что заявка принята. Девочка эта в школу потом с месяц не ходила. Я так и не знаю, что произошло, но могу лишь догадываться, и страшно от этого жить становится. Страшно, потому что кто-то с деньгами способен заплатить за что угодно, а еще страшнее, что кто-то может эти деньги взять и на все закрыть глаза. Безнаказанность и вседозволенность только потому, что денег много. И я по-тихому, но люто ненавидела всех этих любимчиков фортуны, которые не знают, что значит утром сгибаться пополам от чувства пустоты в животе или давиться слюной от запаха сэндвича, и не иметь возможности его купить. Тех, кто могут везде без очереди с наглым видом, кому изначально положено, только потому что деньги есть… а еще больше презирала лизоблюдов, которые за счет вот таких мразей живут припеваючи.
Может, поэтому я врачом хотела стать – людей спасать. Баланса какого-то… но все мечты рухнули, когда средства большие понадобились. Оставалось только работать. На учебу уже ни сбережений, ни времени не осталось. Мама нас двоих не потянула бы кормить.
Я как-то увидела ночью, как она в кухне горько плачет над очередной выпиской от невролога с кучей рецептов, и поняла, что врачом стану когда-нибудь потом, а сейчас работать надо и ей помогать. Пошла в училище после девятого класса на медсестру и по вечерам официанткой в пиццерию.
На маму смотрю и уезжать боязно-боязно. Одну ее оставлять с Митей. Вдруг не справится. Но мне подруга пообещала помочь… конечно, с трудом верилось в то, что она рассказывала, но верить хотелось, потому что просвет я наконец-то увидела в темноте нашей вязкой и надежда задребезжала слабеньким лучиком где-то на горизонте. Человеку ведь всегда верить в лучшее хочется. И мне очень хотелось. Несмотря на то, что двадцать два уже и давно жизнь вынудила перестать быть ребенком и начать заботиться о семье.
Лариса Мельникова – моя бывшая одноклассница. Я встретила ее в соседнем городе, когда в аптеку ездила. Она меня чуть не задавила своим огромным белоснежным джипом, паркуясь у тротуара – тоже тетке своей за лекарствами приехала. Извиняться не собиралась, выскочила руками размахивать, цокая по асфальту сапогами на тоненьких шпильках и кутаясь в короткий искусственный полушубок сиреневого цвета. В школе Ларка была пышкой, а сейчас я бы ее даже не узнала – вся из себя подтянутая, стройная… но зато она сразу же узнала меня.
– Смотри, куда идешь, курица! Совсем ослепли в своем Мухосранске! Твою ж… Самойлова! Обалдеть! Просто оба-л-де-е-е-е-ть!
Она схватила меня за руки и, качая головой, рассматривала с ног до головы.
– Ты ли это, Утенок? Охренеееееть! Модель! Надька, да ты настоящая модель, – потом нахмурила толстые по-модному нарисованные брови, – ну, если приодеть и прическу твою извечную сменить. Ты что, волосы ни разу так и не стригла?
Мне даже расхохотаться захотелось – это все, что ее волновало после стольких лет? Мои волосы были любимой темой в школе. Да, я их не стригла. Никогда. Потому что сама себе поклялась, что отрежу волосы только тогда, когда Митю прооперируют и ему станет легче. Где-то в книге прочла про священные обеты и дала вот такое обещание. И ни разу ножницами не коснулась. Из-за длины приходилось в косы заплетать и узлами на затылке скручивать.
Ларка насильно затолкала меня в свой джип и повезла в кафе, по дороге ругаясь, что ни одного приличного здесь точно нет, а она кофе пьет только в одном заведении, а тут точно не кофе, а помои. Брезгливо вытерла влажной салфеткой стол и лишь тогда поставила на него локти. Разговорились – кто сейчас и где из наших одноклассников. Мельникова щебетала – кто и кем стал, а я на часы посматривала и помешивала сахар в чашке, думая о том, что этот кофе мне так не в тему. Лучше б я бутерброд купила или печенье, в животе так пусто аж до ноющей боли. Словно к спине прилип.
– А ты где сейчас? В этой дыре разве есть работа?
Наконец-то она вспомнила обо мне.
– У нас в больнице. Медсестра. И… ты прости, Лар, у меня смена скоро и лекарства надо Мите отвезти. Я и так сильно задержалась, а у него по времени.
С лица Ларки вдруг пропало наигранное выражение напускного веселья. Словно выключился весь этот раздражающий пафос.
– А что с Митей? Все так же плохо, да?
Ужасно не любила рассказывать о проблемах брата, мне казалось, что это выглядит жалко и я побираюсь или о помощи прошу заранее. Мы, конечно, обращались в фонды, но я не могла в соцсетях денег вымаливать и по знакомым ходить с протянутой рукой. Не могла и все. Нееет, я никого за это не осуждала, наоборот, искренне радовалась, когда у людей получалось собрать. Может быть, это неправильно, и я лишала Митю шанса, но у меня язык не поворачивался попросить. Благодарила от души, когда помогали, но сама не умела и мама не умела умолять дать хоть копейку.
– Эпилепсия началась пару лет назад. Точнее, она и была, но мы не знали, пока хуже не стало. Нужно тщательное обследование и, может, операцию делать – подозревают опухоль. Но пока мы на лекарствах.
– Ужас какой! – всплеснула руками с длинными фиолетовыми ногтями. – Это помимо его аутизма!
– ДЦП. Не аутизм. Ты прости, Лар, у меня вечером девочка приходит – я ей по английскому помогаю. А мне еще трех пациентов обойти и Мите капельницу поставить.
– Подожди ты… подожди.
Она о чем-то думала, постукивая ноготком по столешнице, а потом вдруг спросила.
– Надь, а если я тебе работу предложу хорошую? Тебе ведь не хватает копеек твоих, я же вижу, что плохо все. Давай помогу, а?
Я вдруг поняла, что так и не спросила у нее, чем она сама занимается. Когда своих проблем по горло, невольно становишься эгоистом, и чужая жизнь совершенно не волнует. Ни порадоваться, ни посочувствовать нет ни сил, ни желания.
– У меня с мужем агентство свое. Оказываем разного вида услуги высокопоставленным лицам. Находим для них обслугу, нанимаем дворецких, бухгалтера, садовника, в общем, полностью берем на себя все бытовые проблемы клиента. Я могу найти для тебя хорошее местечко с окладом в десять твоих зарплат, но надо переехать в столицу.
Лариса несколько секунд меня пристально рассматривала:
– Например, можно было бы устроить тебя горничной в приличный дом на полный рабочий день, включая проживание. На заочку пошла б в медицинский со временем.
По мере того, как она говорила, у меня сердце билось все сильнее и сильнее. Громче и громче. Так что в висках пульсацией отдавало. Мне хотелось заорать и схватить Ларку за руки, но я только стиснула чашку и перестала нервно размешивать сахар.
– Ну чего ты молчишь? Ты бы хотела, чтоб я подыскала тебе хорошее место?
Я молча кивнула, не в силах сказать ни слова.
– Ты не думай – работа не грязная. У них такие хоромы, как дворцы. Унитазы чуть ли не золотом покрыты. Там стерильней, чем в ваших операционных, и все автоматизировано. Будешь как сыр в масле кататься. Ну да, это, конечно, не научный центр и не частная клиника… но ты вряд ли смогла бы туда устроиться. Ты ж не дурочка и сама понимаешь… Может, брата со временем привезла б в больницу хорошую.
Глаза Ларки сверкали, и она явно была довольна собой. Люди невероятно любят кому-то помогать, это делает их значимыми в собственных глазах. Они начинают считать себя хорошими и добрыми, гордиться собой и натирать нимб синтетической тряпкой, не оставляющей ворсин. Почему именно ею? Не знаю. У меня перед глазами возникла именно такая тряпка из рекламы.
– Так, я сейчас позвоню Игорьку, он мне пробьет по картотеке, где требуется обслуга, мне сегодня запрос попадался на рабочем мейле, а ты собирайся – вместе полетим, нас там встретят. Я тебе и аванс выбью.
У меня возникло желание просто задушить ее в объятиях. Запищать и душить, душить, душить. Надо же. Ведь мы в школе и не дружили особо, а тут на тебе. Но я впала в ступор. Ларка подняла указательный вверх, набирая номер в сотовом.
– Гош, а Гош… глянь для меня, кому горничная недавно нужна была? Та нет. Нет же. Эта девочка не такая. Именно горничная настоящая. Да, и перезвони мне.
Прикрыла трубку ладошкой.
– У тебя если что со здоровьем все в порядке? Врачей сможешь обойти?
Я быстро закивала. На самом деле медосмотр мы в клинике каждый квартал проходили.
– Вот и чудненько. Судимостей не было?... Хотя, что я спрашиваю, какие судимости, если тут на лбу написано – «я честная, можете меня дурить».
Я рассмеялась впервые за нашу встречу, а может, и впервые за долгое время.
– Неправда.
– Правда-правда. Я помню, как мы тебя с Елисеевой обманули и сперли браслет, который тебе Генка подарил на день рождения. Дурында ты.
– Вы же его вернули.
– Конечно, вернули. Елисеева думала, это золото, а это просто железка желтая оказалась. Вот и вернули. Ой, мы такими сучками в школе были, и вспомнить стыдно.
Мне почему-то подумалось, что вряд ли она сейчас сильно изменилась. Но вслух я этого, как раньше, не сказала. Обижать ее было ни к чему.
– А ты, я смотрю, как была добрая душа, так и осталась. Нельзя, Надька, в наше время такой быть. Люди – звери, а то и хуже. Уж поверь мне. Я такого насмотрелась с работой этой…
***
Я подняла снова взгляд на маму.
– Надо, мам. Пора нам выбираться из нищеты этой. И, может, Митю получится в столицу привезти. Ты радоваться должна, что шанс такой появился. Главное, не грусти и отдыхай побольше. Если что, к Светлане Анатольевне обратись – она поможет обязательно. Обещала позаботиться о тебе.
Мама кивнула и руку мою сильно сжала, а у самой слезы на глазах.
– Ты прости меня, хорошо?
– О боже, за что?
– Что во так вот все… что не дала вам ничего. Сама с зарплаты на зарплату, и ты также… Может, надо было не за отца твоего выходить, а… за кого-то побогаче. Были же у меня всякие ухажеры-мажоры.
– Стоп! Остановись… не говори лишнее. Ты папу любила, и он тебя любил. И это самое дорогое, что у вас было. Деньги – не самое главное в жизни, мама!
– Главное… главное. Деньги – это свобода, Надя. Это возможность жить, как хочешь… возможность жить, понимаешь?
Она разрыдалась, а я обняла ее крепко и зубы стиснула.
– Не главное. Думаешь, у них, у богачей этих, дети не болеют и не умирают?
Но я знала, что она права. Будь у нас сейчас возможность, Мите уже давно стало бы лучше.
– Все хорошо у нас будет. Вот увидишь.
Потом к Мите пошла. Посидела у кровати, за руку подержала. Он спал так сладко и во сне совершенно не выглядел больным. Повзрослел так. Уже не малыш, как раньше.
Мне иногда снилось, как он бегает по двору и мяч гоняет. А мама смотрит на него и смеется громко так и счастливо, как никогда за последние годы, и папа наш живой еще. Просыпалась вся в слезах… потому что лишь во сне все это возможно. Мне б туда, в сон этот перебраться, где мы счастливы все и отец с нами, ласково улыбается, щурится от солнца и мать за плечи к себе прижимает.
***
– Надь, ну ты бы эти косы уложила как-то по-другому и платье покороче надела. Как из деревни какой-то. Ей-богу.
Осмотрела с ног до головы и поджала ярко-малиновые губы.
– Я и так из деревни.
Она рассмеялась, а я нет, только сильнее стиснула чемодан. На самолетах раньше никогда не летала, и мне было страшно до тошноты и дрожи в коленках. Но показать этот страх Лариске я не хотела. Она и так находит повод надо мной поржать, а я чувствую себя ужасно неуютно рядом с ней в ее красивых сапогах, полушубке и коротком фиолетовом платье. Нет. Не зависть. Я не знала, что это за чувство – мне оно было неведомо. Я никогда не хотела иметь что-то, как у других. Мне хотелось чего-то достичь самой, а когда этой возможности не было, то и зачем зацикливаться. Где-то видела цитату: «зависть – добровольное признание себя ничтожеством», я была с ней всецело согласна.
– Надь… смотри, как тот мужик пялится на тебя. Вон тот в очках у окна, аж шею вывернул. Ты такая хорошенькая. Если б приодеть тебя и прическу сделать, такого жениха б нашли тебе…
Я не смотрела ни на кого, меня от страха начало тошнить, и я с трудом старалась справиться с ним и с подступающими позывами вернуть свой завтрак обратно. У меня так всегда – если очень сильно нервничаю, меня начинает мутить.
– Ты вообще не изменилась. Есть мужики-ботаны, а ты баба-ботан. Уравнения, что ли, в голове просчитываешь или препарируешь кого-то?
Я ей не ответила, а отпила минеральной воды и уставилась на журнал.
– Самойловааа, а, Самойлова, а у тебя парень есть? Встречаешься с кем-то?
Я выдохнула и повернулась к ней. Что ж она неугомонная такая никак не успокоится. Впрочем, она и раньше такой была. Мне постоянно хотелось заклеить ей рот скотчем.
– Нет. Не встречаюсь.
– А как же Генка? Замуж после школы не звал?
Звал. И не только Генка звал. Но куда я замуж пойду, когда мама одна совсем и Митя без присмотра. Мне не до замужеств было, не до флирта, не до мужчин совсем. Я лет с десяти скрюченное тельце брата с мамой мыла, переодевала, кормила его с ложечки, книжки ему читала. Мне не до гулек было. Генка позвал и уехал из города, а Стас, наш физиотерапевт, тоже поухаживал какое-то время, понял, что мне не до этого, и женился на лаборантке Вале, которая таскала ему из дома пирожки. Правда, иногда пытался меня зажать на лестнице и получал по морде, матерился, потом извинялся, а через время все снова повторялось. Никак успокоиться не мог, что секса у нас не было… и ни с кем не было. Вышло так. Не специально. На медосмотре Елена Владимировна цокала языком и говорила, что для здоровья вредно мужика не иметь. А когда мне его иметь? Если не было времени даже поспать, не то что ходить куда-то.
– Ясно, ты своему Мите второй мамой заделалась и все на себя взвалила. Тетя Люда могла и о тебе подумать…
– Лар, давай не будем о моей семье, хорошо? Мне неприятно. Все решения, которые я принимала, были только моими. И дай бог всем такую маму, как у меня.
Я не хотела ее обидеть. Мать Лариски бросила их отца и укатила куда-то с молодым любовником, еще когда мы учились в седьмом классе. Она долго скрывала, но как-то наша классная бестактно брякнула эту новость на классном часе, отчитывая Лару за что-то.
Мельникова брови нахмурила и уткнулась в свой смартфон.
– Спасибо, огромное, что помогаешь, Ларис, огромное. Но я, правда, о себе не люблю. Давай о тебе.
– В том-то и дело, Надя, надо прежде всего о себе любить. Тогда в жизни все складывается. Ладно, святоша ты наша, нашли тебе превосходное место у одной старушенции – матери олигарха. Сынок крутой до невозможности. С ним и поговорить особо не удается, обслугу всю она через нас сама нанимает. Регентша, блин. Типа вся из себя царица и душеприказчица. Будешь убираться у них в доме. Выходной – раз в неделю, или раз в месяц можно взять несколько дней. Разберешься на месте. Справку взяла из больницы и о «несудимости»?
Я кивнула, по коже поползли мурашки и от страха глаза расширились. В ту же секунду взлетел самолет, а Ларка расхохоталась.
– Ааааа, я не могу. Ты самолетов боишься? Или не летала никогда? Самойлова, ну ты редкий экспонат. Реально. Держи жвачку – уши перестанет закладывать. Так вот, эта баба тот еще фрукт. Ведьма. Тяжело с ней будет. Ну ты справишься, я думаю. Платят там так, что тебе и не снилось. Аванс дают вперед. Это если вдруг ты в первые дни передумаешь, я поищу другое место, но именно горничной у меня пока ничего нет.
Мне надо было у нее спросить – а что есть или чем еще они занимаются, но мне это даже не пришло в голову. А зря.Так, Самойлова, сиди тут, я скоро приду. Не уходи никуда, еще потеряешься опять.
Издевается зараза. Да, я потерялась в здании. А кто б не потерялся? Небоскреб с зеркальными окнами и этажами-лабиринтами. В туалете две входные двери и у лифта две. Если с другой стороны вышел – все, пиши пропало. У меня вообще с ориентацией на местности очень и очень плохо. Я в трех соснах себя теряю. Лариса мне показала, где уборная, и я вышла не там, где надо. В итоге она нашла меня на какой-то пожарной лестнице и искренне недоумевала, как можно было сюда попасть. Мне было ужасно неловко, потому что я такие здания видела по телевизору и в Интернете, а вживую никогда. Может быть, это покажется кому-то забавным, но думаю, что любой из нас, попав в незнакомое место, чувствовал бы себя, как я сейчас – растерянной и совершенно заблудившейся, как в этом здании, так и в себе. Я откинулась на спинку мягкого кресла возле нереально красивого камина с красными языками электрического пламени и, пригревшись, задремала. Проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо.
– Девушка, идемте.
Молодой парень с фотоаппаратом на шее кивнул в сторону коридора.
– Куда?
– Как куда? Сделать фотоснимки. Так положено.
– Я давала свои паспортные фотографии и…
– Я не понимаю, почему нужно повторять по нескольку раз? Вы пришли на работу, а я выполняю свою. И мне сказано вас сфотографировать. К чему лишние вопросы и трата времени?
Дёрганый, нервный. Волосы торчат в разные стороны, на концах крашенные в голубой цвет, рваные джинсы и свитер в полоску облепили округлое тело фотографа, как вторая кожа. На шее бряцают женские бело-синие бусы. Как их там называют? Метросексуалы? А может, геи? И те, и те похожи. Кажется, я увидела одного из них вживую. Нет, никакой неприязни, просто забавный тип. И очень, и очень странный.
– Хватит на меня пялиться. Можно подумать, у меня на лбу что-то написано.
Очень хотелось сказать, что у него не только там написано, но сдержалась и пошла следом.
Он долго вертел меня в разные стороны, просил принять разные позы. Пришел в какой-то космический восторг от моих волос и даже несколько раз их понюхал, и один раз сильно дернул. После него я еще долго сидела в коридоре. Мне стало скучно, и я решила пройтись взад и вперед по этому крылу этажа. Вдалеке слышались женские голоса, и я пошла на них, чтобы в недоумении остановиться поодаль, рассматривая безумно красивых девушек в ярких одеждах и с невероятными прическами, как экзотические птички, сбились в стайку и что-то наперебой рассказывали друг другу. Может, здесь еще и модельное агентство? Вполне может быть. Я ведь не уточняла у Ларисы, что находится на этаже. Какие они все красивые, как с рекламных плакатов. Стройные с матовой или золотистой кожей, пышной грудью и длиннющими ногами. Чем-то друг на друга похожи.
Внезапно из кабинета вышел полный мужчина низенького роста. Прошел вдоль притихших девушек, осматривая каждую из них и бормоча себе под нос. Но так, что было слышно аж в конце коридора из-за возникшей тишины.
– Все не то. Все. Не. То. Я говорил тебе, что мне надо. Точнее, заказчику. А это кто? Зачем мне эти одинаковые куклы? Самые лучшие? Мне стыдно спросить, как выглядят самые худшие. Где ты их берешь? По вокзалам вылавливаешь? Мне лига нужна. Высший класс… а это лохудры безвкусные. Силиконовые лохудры. Как копи-пейсты все. Я их еле отличаю. Я понимаю, что модно… ты заказчикам об этом скажи. Они ж у нас теперь все естественное хотят, натуральное. Ну какая мне разница, что с ними происходит потом? Я продаю товар, а там хоть трава не расти.
Прошел мимо, размахивая пухлой рукой, и вдруг остановился, и медленно обернулся. Посмотрел на меня. Обошел несколько раз. Тоже дернул за волосы.
– Настоящие? – взгляд такой, что, если скажу «нет», он меня пристрелит.
Я кивнула.
– Пошли… давай-давай.
Я не успела ничего сказать, как он схватил меня за руку.
– Что ж ты раньше не сказала. Ну и хитрая стерва. Тут такая девочка… ооох, такая. Точно, как надо. Ларисочка, моя ты прелесть. Забираю слова обратно и с меня винцо. Как ты любишь. Периньончик выдержанный... Нет, мне сейчас не до твоей подружки – я нашёл бриллиант. Подружкой займемся позже, пусть подождет.
Отключился и с довольной улыбкой посмотрел на меня.
– Пошли фотографироваться.
– Опять?
– Сколько надо, столько и сфотографируем. Тебе ж деньги нужны?
– Ддда.
– Вот и славненько.
Фотографировал меня все тот же фотограф. Оказалось, его зовут Нюша и нет, он не гей. Вот просто он стильный. Мне от них всех рябило в глазах и казалось, я попала в какое-то сюрреалистическое кино, где люди вовсе не люди, а неизвестно кто. Меня опять вертели туда-сюда и трогали мои волосы. В конце концов закончили и попросили обождать в коридоре. Я попыталась набрать Ларису, но она мне не отвечала. Позвонила маме убедиться, что все хорошо. Внутри появилось чувство, что я не на своем месте. Захотелось сбежать… и, наверное, это было бы самое правильное, что я могла на тот момент сделать. Но перед глазами возникало лицо Мити, и я продолжала упорно сидеть в кожаном оранжевом кресле и листать журнал. Кажется, я опять задремала, но меня разбудило дребезжание сотового. И едва я ответила, Лариса рявкнула мне в ухо:
– Я тебя просила никуда не ходить? Просила или нет? Тебе трудно было сидеть на месте? Как ты вообще оказалась в левом крыле?
– Нет, я…
– Все уже не важно. Я скоро буду.
Отключилась, а я в недоумении смотрела на сотовый в своих руках. У Ларисы сменился тон, и она явно была не в себе. Ждать пришлось довольно долго. Мельникова появилась спустя пару часов с пакетами и папкой и кивнула мне на кабинет.
– Идем.
Усадила меня за стол и положила передо мной папку. Лицо ее удивительно изменилось – стало непроницаемым, как маска. Взгляд больше особо не задерживался на мне, и она не улыбалась. Лариса больше не походила на хохотушку, летевшую со мной в самолете и сидевшую в кафе. Ее как подменили. Сейчас наш разговор приобрел какой-то официальный тон, и я явно сидела перед работодателем.
– Подписывай и поедешь на работу.
– Все хорошо?
– Да, все хорошо, – пухлые губы растянулись в улыбке, но мне она показалась фальшивой. – Я просто забегалась сегодня, на меня свалилась куча всяких проблем неожиданных. Не обращай внимание. Подписать надо на первой страничке и на последней.
– Да, я почитаю и…
– Нет времени читать, я тебе все расскажу. Ты лучше переоденься.
Поставила пакеты на стол и пристально посмотрела мне в глаза.
– Я сделала все, чтобы помочь тебе, Надя. И я думаю, у тебя все получится. Иди примерь, потом подпишешь бумаги, я дам тебе твой аванс, и поехали.
От ее слов быстрее забилось сердце. Да, конечно, у меня все получится, не может не получиться, это ведь такой шанс, такой невероятный шанс.
Пока я доставала вещи из пакета, Лариса вышла за дверь и до меня доносились обрывки ее фраз.
– Я в ужасе, Гоша. Я не нервничаю, а я в ужасе!… Плохо понимаешь?..... Ты же знаешь, какой он!… Нельзя было так… У меня бы спросил… Предложи другую… Две других. Три, твою мать!… Эту? Ясно! Ну ты и козел!
Я достала из пакета темно-бордовое платье до колен, туфли на шпильках, черное нижнее белье. От непонимания округлились глаза. Когда Ларса вернулась в кабинет, я крутила в руках кружевной лифчик. А она нервно выдохнула и закурила тонкую длинную сигарету.
– Что такое? Я ошиблась с размером?
– Нет… но… зачем горничной все это?
Выдохнула быстро дым и посмотрела мне в глаза из-под длинных накладных ресниц.
– Это приличный дом, и людей туда берут приличных и со вкусом одетых, ясно? А не в тех бомжацких тряпках, в которых ты пришла.
Она почему-то злилась и нервничала, и ее нервозность передавалась мне. Но на столе лежал конверт с деньгами, и я решила, что перетерплю. Что важнее работа, которую она мне выбила. Быстро переоделась, даже не глядя на себя в зеркало, а Лариска окинула меня каким-то странным взглядом, так, наверное, породистых кобыл рассматривают.
– Обалдеть, Самойлова. Реально обалдеть. Как можно было такую красоту прятать под этим бесформенным барахлом? Будь у меня побольше времени, я бы, может, тебя моделью пристроила, а так… Все, ладно. Подписывай, и тебя отвезут на встречу… на собеседование.
Сунула мне два листа бумаги.
– Я все же хотела бы почитать.
Глаза Ларисы вспыхнули, и она нервно постучала по столешнице. В этот момент зазвонил мой сотовый. Я быстро достала его из сумочки и ответила.
– Да, мам… да.
– Снимки Митины пришли, Надь.
Голос глухой, дрожащий и слышно, что плакала она. Я выпрямилась на стуле, а Лариса мне подсунула шариковую ручку.
– И что там?
Мама всхлипнула.
– Опухоль. Пока не знают какая – злокачественная или доброкачественная. Надо в город соседний везти, там частную клинику открыли недавно. Светлана Анатольевна очень рекомендует, там знакомый ее нейрохирург работает.
В тишине голос мамы разносился по всему кабинету, и Лариса поскребла ноготками по конверту, привлекая мое внимание.
– Повези, мам, обязательно. Я тебе деньги переведу.
– Это большие деньги, дочка. Я узнавала… Господи, что делать, а? Я тетке твоей звонила, отцовской сестре – она обещала занять немного и…
В этот момент я поставила две подписи и протянула ручку Ларисе, а она подвинула ко мне конверт.
– Не надо никому звонить – мне дали аванс. Я положу тебе деньги на карту, и вези Митю в клинику. Попроси соседей – дядь Петя точно сможет отвезти вас. Заплатишь ему за бензин.
Я закрыла старенький сотовый и хотела положить в сумочку, но Лариса отобрала ее у меня и достала из пакета другую – бордовую с серебристыми вставками.
– Эта подойдет больше. И давай все же попробуем что-то навертеть с твоими волосами.
– Стричь не дам!
– Ненормальная. Стричь и не надо. Я сама тобой займусь, нет времени звать всяких парикмахеров и визажистов. Хотя не мешало бы.
Через час Лариса повернула меня к зеркалу, но мне было наплевать, что там она нарисовала мне на лице и какую прическу соорудила. Я думала о словах мамы и искренне надеялась, что опухоль не злокачественная. Пусть нам повезет и ей там скажут, что у Мити есть шансы выкарабкаться.
– Посмотри на себя. Вот это другое дело. Куколка.
Я ожидала увидеть разукрашенное пугало, но макияж был аккуратным и очень естественным, при этом мое лицо действительно напоминало кукольное, а волосы распущены и собраны заколкой так, чтобы подняться до бедер.
– Нравится?
– Да. Очень хорошо получилось. Не ярко. Не люблю ярко.
– Я курсы визажиста закончила. Мечтала стать моделью, но меня не брали, и я готовила к показам девчонок. Потом встретила на одном из дефиле в столице Гошеньку, и он женился на мне. Сделал из меня такую, как я сейчас, красавицу для себя и на подиум не пустил.
Я так и не поняла – жалеет она об этом или нет.
– Так, ладно, пошли. И запомни – ты еще будешь мне благодарна за все. Я все сделала только для тебя!
Я быстро закивала и сжала ее руки.
– Прости. Я просто сильно нервничала. Спасибо тебе огромное. Ты очень много сделала для меня, и правда. Я безумно тебе благодарна.
– Вот и хорошо. Поезжай. Тебя отвезет наш водитель. Аааа, документы пока оставь, я оформлю тебе трудовую карточку от нашего агентства.
– Паспорт?
– Да, паспорт, свидетельство о рождении. Я забыла записать, дурья моя башка. Кажется, даже в договор не внесла. Я верну тебе документы в выходной – заеду как раз небольшую проблемку уладить с мадам Ведьмой.
Я протянула ей паспорт, и на ее лице появилась широчайшая улыбка… но глаза все же не улыбались.
– Еще увидимся и, если что, звони мне. Любую проблему можно уладить. Хорошо?
– Конечно. Ты меня проведешь?
– Нет, снаружи стоит Валера – твой водитель и сопровождающий. Он отвезет тебя на место. Ну все. Удачи.
Чмокнула меня в щеку. Точнее, воздух у моей щеки. В коридоре меня, и правда, ждал парень в аккуратном деловом костюме, сложив руки за спиной. Я обернулась на Ларису, а та помахала мне рукой и подмигнула, но, когда я обернулась еще раз – она уже кому-то звонила и нервно захлопнула дверь в кабинете.Я ощущала себя Золушкой, ну приблизительно. Потому что у меня уже очень давно не было обновок, я не ездила в такой шикарной машине и у меня никогда в сумочке не лежало столько денег. Не важно, что мне нужно будет их отправить маме… точнее, именно это и важно. Не важно, что они не останутся у меня. Вместе с эйфорией в голове пульсировал страх. Вспоминались слова Ларисы о хозяйке дома. И сердце вдруг сжалось очень сильно, а вдруг я ей не понравлюсь и меня рассчитают в первый же день? Тут же стало нехорошо. Я разнервничалась и тяжело выдохнула. Водитель бросил на меня взгляд и резко отвел его в сторону. Восковой манекен. Ни одной эмоции на физиономии и перчатки белые на руках.
Я отвернулась к окну, глядя на проносящиеся мимо загородные пейзажи. Хотя бы на пригород посмотрю. На столицу не получилось. Хотя я так давно мечтала. Ничего, в следующий выходной обязательно съезжу и погуляю по городу. Щеку приятно щекотал мех полушубка. Надо же – полушубок. У меня была лишь теплая стеганая куртка и то уже лет пять одна и та же с подстежкой, которую снимали весной и осенью. Мама ее уже и зашивала, и змейку меняла, и карманы новые пришила со своей куртки. А сейчас на мне какие-то вещи совсем из другой жизни. Из той, что по телевизору показывают или в книжках пишут. Иногда ловила свое отражение в зеркале заднего обзора и моментами мне казалось, что это не я. Та девушка мало на меня была похожа. И… она впервые мне нравилась.
«– У тебя такие красивые большие голубые глаза, Самойлова. Ты должна непременно подчеркивать их и скулы эти. Ты не представляешь, сколькие за ними бегают к пластическим хирургам, а губы – полные и сочные. Я бы их только блеском красила. Но волосы надо обрезать. Они, конечно, шикарные, светло-русые, но вот эти твои косы, как село какое-то».
Голос Лариски звучал в голове, а я тронула пальцами скулы – лицо, как лицо. Мужчины меня особо вниманием не баловали. Может, потому что я не думала об этом или не замечала. Светлана Анатольевна говорила, что я закрыта для знакомства. Замкнутая. И я их пугаю своей холодностью.
«Ледышка ты, Надька. Бесчувственный кусок льда. Влечешь, а потом отталкивает от тебя, как от морозильника. Красивая и холодная. Вера горячая, как огонь, а ты – труп. Лучше ее трахать после ее всех хахалей, чем тебя пытаться хоть немножко разогреть. Даже целка твоя на хрен не нужна. Кривишься брезгливо, и не стоит у меня на тебя».
Я тогда ударила Стаса по физиономии и плакала в туалете у раковины. Потому что он мне нравился. Очень нравился. Я думала, у нас что-то получится. А потом с лаборанткой его увидела – зажимались на лестнице. Было больно. Точнее, обидно. Что такое боль, я еще не знала. Тогда.
Какой наивной и хорошей девочкой я ехала в Багровый закат. Да, этот дом назывался именно так. И от этого названия становилось так волнительно внутри. Перед глазами возникал дворец из сказки на высокой горе, освещенный розовыми лучами солнца. Идиотка. Я знаю. Но девочки, которым никто не делал больно, верят в сказки и в принцев. Я тоже верила. Мне еще не встречалась грязь этого мира, не встречались подлые и страшные люди. Те, кто были рядом, любили меня.
Я даже представить не могла, насколько красивым и живым окажется этот дом на самом деле. По началу он мне показался именно таким – живым. Потом я начну думать совсем иначе. Огромный и величественный из красного камня, действительно похож на дворец. И еще багровый потому, что стены усадьбы летом увиты мелкими дикими алыми розами. Потом… спустя месяцы, я увижу эту мрачную красоту своими глазами. Ну и, конечно, знаменитый закат, который очень часто и зимой, и летом окрашивал всю местность в ярко-алый цвет.
Дом находился на утесе и был окружен лесопосадкой, как оказалось потом – заповедником, принадлежащим хозяину дома.
Я зачарованно смотрела на окна верхних этажей – лучи заходящего солнца, попадая на стекла, преломлялись, и получалось, что верхние этажи окружены алым сиянием. Думаю, это был какой-то фокус в самом стекле. Но зрелище впечатляющее, особенно снизу с дороги и на фоне снега.
Машина подъехала к массивным воротам, и те разъехались в разные стороны. Я снова начала нервничать, стиснула вспотевшими ладонями сумочку.
Передо мной учтиво распахнули дверцу, подали мне руку, помогая выйти, и провели в дом.
Даже не успела заметить, кто взял у меня полушубок и шарф. Я просто замерла и осматривалась по сторонам с открытым ртом. Ничего подобного я никогда в своей жизни не видела. Он был огромен, этот дом. Он был невероятно огромен, как снаружи, так и изнутри. И все убранство вокруг походило на музей… Мне было не с чем сравнить, но именно такими я представляла себе старинные особняки. Я стояла и хлопала ресницами, будучи не в силах глотнуть воздух, задрав голову, посмотрела на высокие потолки гостиной, у меня от узоров и зеркальной мозаики закружилась голова.
– Я прошу прощения, – меня окликнули, и я резко обернулась – передо мной стоял мужчина в таком же элегантном костюме и белых перчатках, как водитель. – Вас ожидают в другом крыле дома. Я проведу.
– Кто ожидает? Хозяйка дома?
– Нет, хозяин дома.
На лице ни одной эмоции, ни улыбки, ни презрения – ничего. Хозяин? Разве Лариса не говорила, что всем занимается его мать? Хотя, может, так даже лучше. Мысли о старой злобной ведьме пугали гораздо больше, чем мысли о ее сыне.
Наивная дурочка. Вот прямо сейчас надо было бежать отсюда без оглядки. Но я лишь озиралась по сторонам и с ужасом думала – как вот это все можно убирать и какой штат прислуги находится в этом доме? Пусть мне дадут какое-нибудь там крыло с парочкой спален и буду тихонечко наводить там порядок. Я же здесь потеряюсь.
– А меня Надей зовут.
Едва поспевая за… не знаю, кем он приходится в этом доме. Мне похож на тупого истукана, который проигнорил мой вопрос. Не очень-то они здесь гостеприимные и дружелюбные.
– А где комнаты для прислуги? Эй, вы меня слышите? Я с вами разговариваю.
На меня бросили странный взгляд, как на раздражающий элемент интерьера, но опять не ответили. Ладно, у всех свои причуды. Может, ему нельзя со мной разговаривать или он просто придурок. Второе больше было похоже на правду..
Коридоры казались мне бесконечными, а туфли на шпильках беспощадно жали ноги. Я все так же осматривалась по сторонам – внутреннее убранство дома всех оттенков бордового цвета. Очень красиво смотрится в сочетании с черной мебелью. Я словно попала в другой век, немного коробило от чучел голов животных. Они так низко висели на стенах, что, казалось, их стеклянные глаза смотрят прямо на меня, и мне было их ужасно жаль. Когда я была маленькая, отец принес с охоты зайца… После моей жуткой истерики мы его отпустили.
Внутрь дома солнечный свет не попадал, все окна плотно занавешены тяжелыми шторами и на стенах горят электрические свечи в подсвечниках. Полумрак мне казался приятным, но в то же время почему-то заставлял оборачиваться на удлиненные тени.
Это дом или лабиринт? Он же нескончаемый. Едва я об этом подумала, как передо мной открыли двойную дверь и впустили меня внутрь небольшой залы. Похоже на зал ресторана, только маленького. Такой же приглушенный свет, как и во всем доме. Я не сразу обратила внимание, что за столом кто-то есть, а когда услышала мужской голос, сильно вздрогнула:
– Надежда, если не ошибаюсь? Какое… интересное имя. Я бы сказал, говорящее. Девочка с солнечными волосами… При выборе меня поразили именно они.
Дар речи я точно потеряла и плохо соображала, что именно мне говорят.
Воздух сильным вздохом попал в легкие, а вот выдохнуть я уже не могла. Потому что узнала того мужчину… из телевизора. С тигриными глазами. Судорожно сглотнула и стиснула сумочку до хруста пальцев. Он встал из-за стола. Положил салфетку и не торопясь пошел мне навстречу. Каждый шаг – удар сердца в горле. Шаг-удар, шаг-удар. В нем настораживала даже походка. Она казалась мне хищной, словно зверь неумолимо крадется ко мне. Захотелось попятиться к двери. И это было самое правильное ощущение. Может быть, если бы я тогда попыталась уйти… Но я не попыталась. Ведь он подошел вплотную, и мне в ноздри ударил головокружительный запах парфюма и сигар. В пепельнице как раз дымилась одна из них. Вблизи ощущение мощной энергетики этого человека усилилось в тысячи крат. Он завораживал голосом и взглядом этих адских глаз. Вблизи я видела, что это не линзы – это его цвет. Роман Огинский. Я всегда плохо запоминала фамилии и имена, а вот его имя тут же всплыло в памяти. Нет, я его не услышала. А увидела. Огненные буквы, тающие в воздухе. И я не ошиблась, он не высокий, не намного выше меня, но при этом занимает все пространство вокруг себя. Каждое движение, поворот головы, слегка удивленный взлет бровей вверх.
Подавляющая харизма… и взгляд. Невыносимо тяжелый. Из-под широких век с длинными ресницами. Он проникает под кожу. Очень медленно. Очень осторожно. У него мужественное, выразительное лицо, привлекательное не красотой, а каким-то дьявольским магнетизмом. Он обошел вокруг меня, заставляя нервничать и тяжело дышать, впиваясь в сумочку все сильнее, и остановился напротив. Чуть закинув голову назад, смотрит на меня, улыбаясь уголком рта. И у меня начинают ползти по коже мурашки от этого взгляда. Мне нравится и не нравится одновременно. Но отвести глаза я просто не в силах… смотрю жадно и ничего не могу с собой поделать. Я не встречала таких мужчин никогда.
Мне он казался красивым, жутким и каким-то из совершенно другого мира. Даже из другой Вселенной. Светлая рубашка с распахнутым воротом открывала сильную мощную шею с ровным золотистым загаром и оттеняла его угольно-черные волосы. Кожа казалась гладкой и горячей. Да, от него исходил жар. У меня даже руки согрелись. Как говорила ординатор Ниночка – «да это же ходячий секс». И именно сейчас я поняла весь смысл этого словосочетания. И впервые в жизни у меня пересохло в горле.
– Добро пожаловать в Багровый закат. Тебе понравился дом, Надяяяя?
Я кивнула, все еще глядя в его янтарные глаза.
– Очень хорошо, – он улыбнулся, сердце забилось быстрее, потому что улыбка совершенно преобразила его лицо. Оно стало по-мальчишески озорным. Возле глаз появились морщинки, а зрачки заблестели. Я улыбнулась в ответ. А он вернулся к столу, взял дымящуюся сигару, потянул в себя дым, выпустил несколько колец в мою сторону, склонил голову к плечу и отчетливо вот этим своим спокойным голосом сказал:
– А теперь раздевайся.
Я втянула воздух и на выдохе переспросила:
– Ннне поняла?
– Сначала трусики. Не спеша. Потом платье и лифчик. Чулки не трогать. Ну! Я жду!
Тяжело дыша, я попятилась назад. Ошарашенная. Едва удерживая равновесие на дрожащих ногах. А с его лица исчезла улыбка и глаза сверкнули как-то совершенно по-звериному, даже ноздри затрепетали.
– Эээто шутка какая-то?
– Разве похоже, что я шучу? Снимай свои тряпки, Надяяя. Я хочу видеть тебя голой. Сейчас.
Top 3 Ad Creative of ЧитРом
Ad Details :
Headline :Под запретом
Text :В который раз я просыпалась, крича от ужаса и страха, опять и опять проживая в памяти, как мама умирала на моих руках. Шесть месяцев прошло, а я вижу это снова и снова почти каждую ночь. Помню, как она до хруста костей сжимала мою ладонь и бормотала последние наставления или просто бредила.
И я понимала ее отчаяние и боль, ведь у меня и брата больше никого не осталось. А потом холодный взгляд тети Ани, маминой подруги, и ее слова.
- Вика, тебе нужно устроится на работу. Я обещала твоей маме помочь и делаю все возможное, но потерять из-за вас свою должность не могу! Иначе органы опеки заберут Степана в детский дом! Больше ждать нельзя. Я и так дала вам достаточно много времени.
Серьезно? Парню 16 лет! Какой детский дом, просто оставьте нас в покое!
- Я согласна на работу! Я обещаю, что в ближайшее время устроюсь! – Бормотала я в полуобморочном состоянии тете Ане, зная, что она права. Закон есть закон!
- Тебе 17 лет, тебя обязаны взять только на полдня! Я не могу позволить, чтобы ты пошла торговать фруктами на рынок! – Тетя Аня задумчиво молчала. – Это не твое… У моей дочери есть подруга, она обещала помочь.
- Спасибо! – Прошептала я, так и не сумев побороть свою апатию и безразличие. Успев проучиться всего лишь месяц, пришлось перевестись на заочное отделение в институте, хотя поступила я без всяких проблем на художника анимационного фильма и компьютерной графики. Сейчас я была даже рада этому переводу, так как излишнее внимание однокурсников очень тяготило.
Моя мама была японкой, а отец русским. И если Степан при рождении унаследовал правильные черты лица своего отца, то я была похожа на мать как две капли воды. Мама бросила в Японии все и убежала со своей русской любовью, чтобы узнать в последствии – у него в Москве жена, которую он не может оставить по политическим причинам. Но и это маму не остановило. Она любила отца безумно, впрочем, как и он ее.
Мама рассказала мне перед своей смертью много того, о чем я сейчас безумно хотела забыть. А в ушах продолжали звучать слова.
- С детства меня воспитывали для того, чтобы стать элитным развлечением для мужчины. Богатого мужчины, Вика. И выбора у меня не было. Не думай только, что я ходила по рукам, у меня было очень мало мужчин. За право быть со мной они убивали друг друга, многие просили моей руки…
Я зажала уши, чтобы не слышать голос, настойчиво звучавший в голове. Но он продолжал звучать.
- А твой отец однажды просто посмотрел на меня, и я пропала. Ты поймешь меня когда-нибудь, доченька. Я готова была идти за ним хоть на край света!
- Почему же тогда он оставил нас?
- Это я его оставила, дорогая! Потому что меня невозможно оставить… - Мама закашлялась и ей потребовалось время, чтобы продолжить. – Ему нельзя было развестись, он бы погубил свою карьеру. Я ему не разрешила сделать это, хотя он хотел… Рядом со мной он забывал обо всем на свете, и я тоже забывала. А потом начались покушения… На меня и на вас. А дороже моих детей нет ничего. Я сама сбежала, Вика. Не стала его больше мучать и умоляла не искать, чтобы сохранить вам жизнь…
- Это все неправильно!
- Я понимаю. – Мама крепко сжала мою руку, а я нежно вытирала капельки холодного липкого пота с ее лба. – Я прожила неправильную жизнь и сделала все, чтобы ты прожила правильную. Вышла замуж, родила детей. Чтобы у тебя был единственный мужчина, который бы боготворил тебя и носил на руках! Я не сомневаюсь, что так и будет. Вот только наблюдать за этим уже не смогу…
- Мама, не говори так!
- У вас много денег! Мои мужчины были всегда щедры. Впрочем, других я и не выбирала.
- Мама, я тебя умоляю, не говори со мной об этом!
- Я бы и не стала! – Она горько рассмеялась. – Но выбора нет! Тебе только 17, от тебя уже глаз отвести невозможно. Никому, слышишь! Никому не верь! Степа не сможет тебя защитить от них, они как стервятники, будут поджидать удобного момента, чтобы напасть.
- Мама, пожалуйста! – Я заплакала и заткнула уши, но это не помогло.
- Меня нельзя забыть. И тебя нельзя будет. А выбор за тобой! Только не ошибись! Помни, солнышко, ты дочь гейши! Может быть, одной из самых лучших…
- Вика, ты в порядке? – Степа услышал мои всхлипывания и зашел в комнату, прервав мучительные воспоминания. Уселся рядом на кровать и тяжело вздохнул. – Вика, хватит! На тебя и так уже смотреть страшно, еще чуть-чуть и ветром унесет.
- Мне просто плохой сон приснился! – Я вытерла слезы дрожащей рукой и попыталась улыбнуться. Степа не знал маминого прошлого и слава богу! Пусть как можно дольше остается просто добрым и открытым пацаном, у которого на уме сейчас только гаджеты.
- Опять кошмары?
- Они и не прекращались…
- Хочешь принесу воды? – Брат действительно не знал, чем мне можно помочь.
- Да, спасибо.
Он вышел из моей спальни, чтобы принести стакан с водой. Я жадно сделала несколько глотков и мне стало немного легче.
- Ты завтра идешь на собеседование?
- Уже сегодня! – Я посмотрела на прикроватные часы.
- Не понимаю, зачем тебе работать! У мамы миллионы на счетах, даже машина стоит и ждет, когда ты сдашь на права!
- Если у меня не будет справки с работы, мне не оформить на тебя опеку! Я же тебе говорила!
- Мне 16 лет! – Рассердился парень. – Да кто меня заберет? Пусть попробуют только!
- Степа, это временно! Тем более на полдня. Тетя Аня нашла мне хорошую работу, в солидной фирме…
- Ты можешь вообще не работать!
- Стать содержанкой? – Мой вопрос был холоднее льда, хотя я знала, что брат не это имел ввиду. Он покраснел и даже начал заикаться.
- Нет! Что ты такое говоришь. Хочешь работать, иди… Раз это твое желание, а не кто-то тебя вынудил.
- Никто не вынуждал! Иди и спи! Тебе в школу рано вставать.
- Спокойной ночи!
- И тебе.
Степа вышел и тихонько закрыл дверь. А я опустилась на кровать и включила прикроватный свет. Сегодня больше не буду спать, но еще одного кошмара не вынесу. Открыла электронную книгу и нашла Пауло Коэльо. На нем и продержусь до утра…Было уже два часа ночи, когда я вошел в боксерский клуб «ТАЙФУН» и сразу направился в кабинет его хозяина. Охрана по пути уже не обращала на меня никакого внимания, я был слишком частым гостем в этом месте. А когда открыл бронированную дверь, то при виде меня, владелец клуба и по совместительству мой друг Константин Берестов, застонал.
- Я надеялся тебя сегодня не увидеть, Горянский! Когда ты уже по ночам спать начнешь?
Я вообще-то и сам не знал, когда. Во мне бурлила постоянная кипучая энергия, не дававшая мне права выбора. Я должен был постоянно чем-то заниматься, а для сна хватало 3-4 часов в сутки. Больше я спать просто не мог. Постоянно что-то свербело в затылке, не позволяя остановиться.
- Я тоже тебе рад, Кости. – Сказал я в ответ на ворчание друга и называя привычной кличкой. А как иначе, если он проводил нелегальные подпольные бои, потом собирая своих бойцов заново по частям!
- Бабу когда себе отыщешь такую, которая займет тебя на всю ночь? – Всплеснул руками Кости, чуть не расплескав виски в своем стакане, и покачал головой.
- Не родилась еще такая… - А что еще я мог сказать? Что за 15 лет моей интенсивной половой жизни мне еще ни разу не удавалось заснуть в одной постели с женщиной. Даже с тремя одновременно не получалось отрубиться, хотя я пробовал! И не раз…
- Мы с тобой знакомы херову тучу лет, Бешеный, и до сих пор не могу понять, откуда в тебе столько энергии? – Друг отставил стакан и пожал мне руку. – Выпьешь что-нибудь?
Кости знал, что я могу попросить либо воду, либо кофе. Больше я не пил ничего. Уже довольно долгое время. Из-за старых зависимостей алкоголь был для меня теперь под запретом. Навсегда! Я уже давно принял это и смирился, не понимая сочувствующих взглядов. Они меня только бесили.
- Воды! – Кости хмыкнул, достал бутылку минералки из ящика и кинул мне в руки. – Наслаждайся! Такую ты в магазине не купишь!
- Ко всем своим статьям добавил еще и контрабанду воды? – Я искренне засмеялся. – Если ты сядешь из-за минералки, Кости, я буду всю оставшуюся жизнь тебя подкалывать!
С шипением открыл крышку и сделал большой глоток! Черт возьми, вкусно!
- Скажи, что сегодня ты не намерен драться? – Кости вопросительно на меня смотрел. – Я уже отпустил всех ребят!
- Не ври! Только что двоих видел в зале! – Я сел в удобное кресло и усмехнулся, решив немного подержать друга в неизвестности. Два-три раза в неделю мне действительно был нужен интенсивный бой. Это помогало держать агрессию под контролем, а в остальное время было достаточно только груши.
Кости был единственным, кто знал о моих темных наклонностях, и я доверял ему, как самому себе. И он знал, что женщины не помогали мне гасить излишнюю энергию. Моему члену всего лишь была нужна разрядка. Только этим словом я мог описать свои отношения с женщинами, либо у меня просто не было души, либо ни одна из огромного количества представительниц слабого пола не залезла так глубоко, чтобы ее коснуться…
- Ладно, Кости, не дрейфь! – Я решил больше не мучать друга. – Сегодня большой тяжелой груши будет достаточно!
- Твоя раздевался свободна! – И Кости мне подмигнул. Еще бы она была занята! Моя персональная раздевалка. Мне не понадобилось много времени, чтобы переодеться и замотать руки лентой. Не хотелось лишних вопросов, чтобы сидя на совещании у губернатора замечать вопросительные взгляды из-за своих разбитых костяшек. Не пристало главе крупной строительной фирмы ввязываться в драки.
Я вышел из раздевалки, даже немного подпрыгивая от перевозбуждения, хотя еще несколько часов назад думал, что все соки из меня выпила одна из моих любовниц Полина. Меня даже пошатывало, когда я выходил из ее спальни. На пару часов, твою мать! Этого хватило всего на пару часов и сейчас снова затылок взрывался от зуда.
Я выбрал себе самую большую цилиндрическую грушу. Высотой более 1,5 метров и весом в 100кг, она висела на толстых цепях и буквально манила своей брутальностью. А меня не надо было просить дважды! Я отрабатывал на ней удары более часа без перерыва, пока силы не иссякли окончательно, и я не обнял грушу, чтобы просто удержаться на ногах.
- Круто! – Услышав голос Кости, я развернулся и увидел, как он протягивает мне бутылку с водой. – Тебе тридцать, а фору дашь двадцатилетнему! Давно не наблюдал за тобой и не понимаю, объясни, чем тебе не угодила моя груша? Цвет не по душе? Или скрипит не так нежно, как тебе бы хотелось?
- Кости, свое остроумие отрабатывай на ком-нибудь другом! – Я сделал жадный глоток воды.
- Не могу! – Пожаловался он мне весело. – Оказалось, что ты единственный мой друг. А всё остальное окружение шакалы и нахлебники!
- А тебе то чего не спится? – Мне только пришло это в голову. Клуб был уже пустой, по ночам он работал только для особых клиентов или нелегальных боев. А турнир планировался только через несколько месяцев. – Или ты по мне соскучился?
- Подумать только! – покачал Кости головой. – И я ведь только пару дней назад парил тебя веником в своей бане! Надо было бить сильнее…
- Это твоя единственная возможность надрать мне задницу! – Я рассмеялся, взял полотенце и вытер потное лицо. Да, баня Берестова была одним из моих любимых мест развлечения.
- Горянский, иди уже мойся!
Все еще смеясь, я отправился в душ! Утром меня ждало тяжелое совещание с мэром. Времени четыре утра, как раз хватит времени, чтобы поспать. Когда я полностью одетый вновь зашел в кабинет Кости, чтобы попрощаться, он неожиданно сказал.
- Я закрываю списки на турнир! Тебя в них нет!
Это означало, что потом я не смогу добавить свою кандидатуру. Ну и ладно! Мы это уже несколько раз проходили и каким-то чудом мне всегда удавалось потом туда попасть. Год назад я пропустил очередные бои из-за пулевого ранения в живот. Рана зажила, но Кости больше не хотел, чтобы я дрался. А выплескивать агрессию мне было необходимо. Драться я мог и здесь в клубе, у меня было несколько спарринг партнеров, но на турнире... Это был дополнительный драйв и адреналин.
Но в этот раз я еще медлил с ответом.
- Подожди еще несколько дней!
- Петр, хватит! В последний раз несколько парней погибло, я не хочу тобой рисковать! Я даже радовался твоей ране, зная, что ты не сможешь драться.
- Оставь место! – Прорычал я, наклоняясь к столу. – Мне это нужно!
- Почему? – Кости одним глотком осушил бокал с виски. Сколько он уже выпил за это время, я не знал, но пьяным друга не видел никогда. – Мои парни всегда к твоим услугам!
Может быть когда-нибудь я ему и объясню. Когда сам буду знать ответ на этот вопрос!Что выбрать, платье или брюки? Сейчас от этого собеседования зависело очень многое и даже зная, что меня принимают на работу по знакомству, я не могла рисковать. Пусть будут брюки, строгая блуза и еще пиджак сверху. Вот уж никто не придерется к образу делового помощника секретаря. Закрытые туфли на среднем каблуке.
Длинные черные волосы заколола заколкой, открыв шею, и недовольно посмотрела на свое лицо. У меня была очень белая кожа, которая никогда не загорала. Я могла только сгореть до красноты, облезть и снова стать белой, как кефир! По сравнению с черными глазами и красными губами, контраст был такой явный. Создавалось впечатление, будто я накрашена. На самом деле было совсем наоборот. Мне вообще можно было не краситься.
Я достала визитку из сумочки и прочитала. «НерудСтройИнвест». В эту фирму я шла на собеседование и знала о ней только то, что она занималась строительством. Да уж. Не шарашкина контора, а большое и крупное предприятие. Затеряться не получится, а ведь именно этого я и хотела в последнее время.
Глубоко вздохнула, понимая, что надо идти, опаздывать нельзя. Взяла все необходимые документы и вышла из квартиры, вызывая такси. Жаль, что я живу довольно далеко от фирмы, мне очень хотелось прогуляться пешком. В последнее время я редко выходила на улицу, мне казалось, что за мной кто-то следит. Понимала, что это паранойя и надо как-то преодолеть этот страх. Клин клином вышибают! Мамы нет уже полгода и надо как-то привыкать теперь, что мою спину никто не прикрывает.
Приложение на телефоне ответило – 2 минуты до приезда машины. Жаль, что так быстро, не получится подышать свежим осенним воздухом, а мне так этого хотелось. Села на заднее сидение, назвала адрес и постаралась взять себя в руки. Ведь я никогда не раскисала до такой степени, никогда не унывала и даже чувство юмора присутствовало. И куда теперь все делось?
- Девушка, мы приехали!
- Ой! – Опять я витаю в облаках. Быстро расплатилась и выскочила из машины, увидев перед собой высотное офисное здание. Подошла на пост охраны, мне выдали разовый пропуск и подсказали, как найти приемную директора. Пришлось подняться на лифте и пройти длинный коридор.
Несмело открыв дверь с табличкой «Приемная», я заглянула внутрь. Ого! Метров пятьдесят квадратных, большая какая! За широким столом, заваленным всевозможными бумагами, сидела женщина лет сорока, стройная с короткими светлыми волосами и очках в тонкой оправе. Она подняла голову и вопросительно на меня посмотрела.
- Девушка, вы к кому? – Спросила она меня приветливо, и я сразу перестала бояться.
- Мне назначено на 10-00. Я по поводу работы…
- Да. Помню. Таисия Сергеевна мне звонила! – Она снова дружелюбно мне улыбнулась. – Меня зовут Ольга Николаевна, а вас Виктория Александровна, по-моему?
- Можно просто Вика. – Мне казалось, я еще не доросла до Виктории Александровны. Словосочетание имени и отчества резало слух.
- Проходи, садись! Не бойся. И умоляю, скажи, что ты хорошо ладишь с делопроизводством?
- Word, Excel на отлично, ну если какой-то документ напечатать, думаю разберусь, интернет мне в помощь!
- Какая умница! – Ольга Николаевна снова улыбнулась. – Если что, я тебе помогу, постепенно втянешься. Моя помощница ушла в декрет несколько дней назад, и я уже зашиваюсь! Будешь сидеть здесь, со мной в кабинете. Вон твой стол!
- Разве вам не нужны какие-нибудь документы, характеристики? Паспорт мой глянуть.
- Таисия Сергеевна за тебя просила. Мне этого достаточно, а паспорт покажешь в отделе кадров, я тебе расскажу, как туда пройти. Там же заключишь договор. Можешь приступать прямо сегодня, если хочешь.
Я понятия не имела, кто такая Таисия Сергеевна, но мне нравилась эта приветливая женщина, поэтому я быстренько сходила в отдел кадров, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды проходящих мимо сотрудников, подписала договор и счастливо улыбнулась! Скоро у меня будет справка с работы, и опеке придется оставить нас с братом в покое. Мне нужно лишь доказать, что я буду справляться с той работой, которую мне поручат. Ничего сложного, распечатывать договора и документы, внутренние приказы, отправлять почту, сканировать и т.д.
В большой фирме одному секретарю с этим действительно было не справится. Мой рабочий стол был тут же, в уголке, рядом с огромной кофемашиной и местом для чаепития. И даже как-то уютнее, чем сидеть посередине кабинета. Там на тебя сразу обращают внимание. Я прочитала табличку на двери в соседний кабинет:
Генеральный директор
ООО «НерудСтройИнвест»
Горянский Петр Сергеевич
Видимо это был наш непосредственный начальник.
- Директор тоже должен одобрить мою кандидатуру? – Спросила я с беспокойством.
- Петр Сергеевич строгий, но справедливый. – Улыбнулась Ольга Николаевна. – И думаю, что достаточно компетентна, чтобы самой нанять себе помощника. Без его непосредственного участия и одобрения.
Меня немного успокоило то, что она сказала. Так и представила себе седого умного добропорядочного семьянина, любящего свою работу.
- Так, Вика, смотри. Нужно напечатать несколько писем, содержание одинаковое, а получатели разные. Вот смотри образец… - Ольга Николаевна показала мне письмо с текстом и объяснила, что нужно сделать. Просто элементарно. – Делай пока, а мне нужно отнести приказы в бухгалтерию. Я быстро вернусь. На телефон, если меня нет, тоже отвечай и все записывай, поняла?
- Да, конечно. Не беспокойтесь!
Моя начальница ушла, оставив меня одну, и я так погрузилась в работу, что даже не услышала, как хлопнула дверь кабинета.
- Ты кто такая? – Неожиданно раздался над ухом суровый хриплый голос, заставивший вскочить от страха и неожиданности. Я подняла голову и уставилась как вкопанная на молодого мужчину, возвышавшемуся надо мной как скала. Лет тридцати, светловолосый и очень загорелый, в джинсах и голубой рубашке с короткими рукавами, открывавшими сильные, мускулистые руки, сплошь покрытые татуировками. Я с испугом смотрела в самые светлые зеленые глаза, которые когда-либо видела, понимая, что не достаю этому бугаю даже до плеча на своих каблуках. – Кто такая, я повторяю? Где Ольга Николаевна?
- В бухгалтерии… - Растерянно прошептала я, трясясь от страха. Когда он шагнул ближе, мне стало не хватать воздуха, и я поняла, что не смогу выдавить из себя больше ни слова. Даже крикнуть не смогу!
- Петр Сергеевич, здравствуйте! Это моя новая помощница Виктория! – С облегчением я услышала голос своей начальницы. – И, по-моему, вы ее очень пугаете!
- Давно ли мы берем детей на работу, Ольга Николаевна? – Он даже не посмотрел в ее сторону, продолжая сверлить меня взглядом с самой настоящей угрозой. Господи! Это наш директор???
- Эта та девушка, про которую вам говорила ваша сестра! – Женщина подошла ко мне и встала рядом, успокаивающе пожав мою руку. – Ей 17 лет, взята на неполный рабочий день, все по закону! Свои обязанности знает и исправно исполняет. Есть еще какие-то вопросы?
- Нет! – Прорычал он, развернулся и метая молнии взглядом, хлопнул дверью в свой кабинет. У меня сразу же подогнулись ноги я и рухнула в кресло.
- Вика? – Ольга Николаевна присела на краешек моего стола. – Не надо было мне уходить, пока вы не познакомились. Он может напугать, прости, я тебя об этом не предупредила. Но ты ведь здесь, чтобы брата не забрали в детский дом, я правильно понимаю?
Я смогла только кивнуть в ответ.
- Это очень похвально. И я тебе помогу! У нас очень хороший коллектив, правда! А Петр Сергеевич… Ты привыкнешь и не будешь обращать внимание, он такой, когда его что-то разозлило и ты просто попалась под горячую руку. Так бывает, Вика, с любым начальством, уж я-то знаю по своему опыту работы!
Ее отвлек звонок телефона и слава богу. Мне нужно было немного прийти в себя, чтобы хоть руки дрожать перестали. С огромным трудом мне снова удалось начать работать. Я печатала письма, когда дверь кабинета директора открылась. Но поднять глаза от экрана компьютера я не посмела.
- Ольга Николаевна, передайте архитекторам, что начало совещания переносится на час. В остальном все как обычно! Да, и кофе мне принесите.
- Хорошо! - Дверь снова захлопнулась, и секретарь подмигнула мне, как бы говоря, что все не так страшно, как я думала. – Ты можешь сегодня уже идти домой!
- Я вам точно больше не буду нужна?
- Будешь! Но не сегодня! – И Ольга Николаевна мягко рассмеялась. – У меня такое впечатление, что ты сейчас грохнешься в обморок, а этого я допустить не могу. По дороге зайди на почту и отправь вот эти письма. Обязательно с описью и уведомлением. Вот тебе деньги, возьми обязательно чеки. Завтра жду тебя к 9 утра.
- Договорились! – Я вздохнула с облегчением. – До завтра.
Выйдя на улицу и вдохнув полной грудью, я и не понимала, чего так сильно испугалась. Какая ерунда! Директор увидел в кабинете незнакомого человека. Конечно, он рассердился. А я повела себя как круглая дура! Если бы не Ольга Николаевна, он бы, наверное, вызвал охрану, так как мой язык просто прирос к нёбу.
Надеюсь, Петр Сергеевич не подумает, что я тупица какая-то? Мне было сейчас очень стыдно. Я быстро управилась с письмами и по дороге увидела вывеску «Автошкола». Улыбнулась… Похоже кто-то сверху читает мои мысли, ведь я так хотела сдать на права. Как раз, когда мне исполнится 18 лет, я получу права и смогу водить мамину машину.
- Здравствуйте! – Сказала я, входя в небольшую приемную, где сидела молодая девушка. – Можно записаться на курсы?
- Здравствуйте, конечно! – Мне приветливо улыбнулись. – У нас как раз скоро начинаются новые занятия. Вы куда хотите, на автомат или на механику?
- Наверное на автомат… - Сказала я неуверенно. Мамина машина была с автоматической коробкой передач.
- К сожалению группа на автомат набрана и придется подождать, а вот на механику есть свободные места. И машины у нас новые, хорошие… И инструктора опытные!
Честно говоря, здесь меня устраивало время занятий три раза в неделю, как раз после работы буду успевать. Механика, так механика, мне совсем не хотелось идти и искать другое место. Занятия начинались уже через неделю и через четыре месяца мечта осуществится. Я решила не вызывать такси, села в троллейбус и доехала до своей остановки, зашла по дороге в продуктовый магазин и накупила всяких вкусностей. Сегодня у нас со Степаном будет небольшой праздник. В честь моей новой работы! Первый праздник с момента смерти матери…
Покупок получилось немного больше, чем я думала. Два огромных пакета. Я вздохнула с облегчением, когда из подъезда мне навстречу выбежал брат.
- Вика! Ты почему не позвонила, я бы тебя встретил! – Степа, нахмурившись, отобрал у меня пакеты с продуктами, а я его обняла.
- Степочка, давай сегодня устроим маленький праздник в честь моей первой работы! Мы заслужили и теперь у нас все будет хорошо!
Basic Info of Top 3 Ad Creative
1st | 2nd | 3rd | |
Duration | 59 | 59 | 53 |
Popularity | 224 | 221 | 205 |
Dimensions | 800 x 800 | 800 x 800 | 600 x 600 |
Creative Type | Image | Image | Image |
Network | Audience Network | ||
Related Ads | 2 | 2 | 2 |
Countries | Thailand,Lebanon,United States,Pakistan,Kuwait,Spain,Italy,Korea,Azerbaijan,Vietnam,Portugal,Australia,Israel,France,Kazakhstan,Saudi Arabia,Indonesia,United Kingdom,Turkey,Qatar | United States,Azerbaijan,Israel,Portugal,France,Kuwait,Vietnam,Saudi Arabia,Thailand,Indonesia,Italy,United Kingdom,Australia,Kazakhstan,Korea,Lebanon,Pakistan,Spain,Turkey,Qatar | Australia,Italy,Portugal,Lebanon,Israel,Azerbaijan,Germany,Kuwait,New Zealand,Spain,Netherlands,Russia,Kazakhstan,Thailand,United States,Indonesia,Singapore,Ukraine,Poland |
Language | Russian | Russian | Russian |
Through the above analysis, we can see that the most effective channel for ЧитРом in recent advertising is Facebook, and the main creative type is Image.
In conclusion: The above is a free ЧитРом's competitive intelligence analysis report. To do a good job of advertising, long-term accumulation is required. we need to constantly check the latest trends and competitive intelligence data. With the use of competitive intelligence tools like SocialPeta, Guangdada(Chinese version of SocialPeta), we can improve our ROI, and make competitor‘s fans ours. I hope that this ad creative analysis report will allow you to gain more.
If you want to check the relevant intelligence analysis of other apps similar to ЧитРом, you can click the app name below to view related reports, or you can find more info in ASOTools.